Джеймс Олдридж. - Дипломат

Асквит и Мак-Грегор очутились в коридоре.

– Да, неловкое создалось положение,- сказал Мак-Грегор.

– Неловкое! – Асквит уже спускался по лестнице. – Вас просто сотрут в порошок, если вы не поостережетесь, но если бы вы подписали этот текст, я бы вам голову оторвал.

– А так ее оторвет Эссекс. Не все ли равно?

– Нет, не все равно. – Асквит направился в свой кабинет, по дороге бросив секретарю на стол пачку бумаг. – Вообще говоря, вы заслуживаете хорошей взбучки. Вероятно, вас уже сто человек спрашивало, зачем вы написали это письмо в «Таймс». Ну, я буду сто первым и тоже задам этот глупый вопрос.

– Если вы не понимаете, – сказал Мак-Грегор, – мне объяснить трудно.

– Это не ответ, – сказал Асквит. – Я заслуживаю более толкового.

– Мне трудно объяснить, – повторил Мак-Грегор. – Просто я должен был написать.

– Понимаю. Понимаю, что вам нужно было облегчить душу, но почему именно таким способом? Разве вы не видите, что вы совершили великий грех и нарушили великий закон? Теперь найдутся тысячи правил и постановлений, с помощью которых вас можно будет сжить со света. Разве я не говорил вам, что выйти и прокричать во все горло то, что думаешь, – этого недостаточно. Далеко не достаточно. Так только шею себе сломаешь. Чорт возьми, Мак-Грегор, я ведь предупреждал вас, что тут нужно действовать с расчетом.

– Другого способа у меня не было, – стоял на своем Мак-Грегор.

– Чушь! – Асквит пнул ногой корзину для бумаг. – Вы что же, рассчитывали одолеть Эссекса с помощью писем в «Таймс»?

– Нет, но это начало.

– Неудачное начало!

– Сколько же я мог сидеть и молчать, по-вашему? – воскликнул Мак-Грегор, весь вспыхнув. – Для расчетов у меня не было времени, а к хитростям я и не способен и не склонен.

– Можно было действовать поосторожнее, – сказал Асквит, – и не писать писем в «Таймс».

– А мне казалось, что вы меня поймете.

– Я и понимаю, – сказал Асквит сквозь зубы. – Но если я еще не сошел с ума, Мак-Грегор, можете мне поверить, что вам грозит опасность. Мне вас очень жаль, но я не могу простить вам этого поступка. Я прекрасно отдаю себе отчет в вашем положении, я знаю, что вы чувствуете и что заставляет вас возмущаться. Но именно потому, что я знаю, я не хочу, чтобы эта история погубила вас. Все это не такие пустяки, как вам кажется.

– Я знаю, что это не пустяки.

– Так какого же чорта вы сами лезете в петлю! – закричал Асквит.

– Прекратим этот разговор, – сказал Мак-Грегор. – Мы только запутываем совершенно ясный вопрос.

– Ничего подобного. Мы стараемся спасти вашу шкуру.

– Я не буду отказываться от своих слов.

– Вас могут заставить. – Асквит дергал себя за усы. – Ведь против вас ополчились все силы земные и небесные. Вы расстроили эту иранскую затею, милый мой; пусть по неловкости, но от этого не легче. Сейчас во всех этажах здания, где мы находимся, высчитывают, сколько ущерба вы причинили, какие преимущества дали дипломатическим противникам, насколько повредили Эссексу, который до сих пор не предвидел ни малейших осложнений в Совете безопасности. Вы довели Гарольда до бешенства. Того, что вы сделали, уже достаточно, чтобы сорвать его назначение в ООН. Вы не только свели на нет его труды, вы подложили мину под весь наш маленький заговор в Совете безопасности. Гарольд сейчас помчался выяснять истинные размеры бедствия – не провалилась ли вообще вся затея. Он досмерти боится, что вы на этом не успокоитесь и скажете еще что-нибудь. Тогда ему совсем крышка. Но вы ведь больше ничего не говорили?

– Нет.

– И не говорите. Вам и без того не легко будет выкрутиться. Вас так прижмут, что вы света не взвидите. Они из вас клещами вытянут этот отказ. Ради бога, держитесь от них подальше.

– Это невозможно.

– Это необходимо. Уходите сейчас же. Ступайте домой, ступайте, куда хотите, но здесь не показывайтесь, если вам жизнь дорога. Спрячьтесь от них. Не разговаривайте ни с кем, а к своему департаменту и близко не подходите. Сидите дома, а я сегодня вечером или завтра утром как-нибудь дам вам знать, что тут делается.

– А как же Эссекс?

– Гарольда вы предоставьте мне.

– Но я не хочу скрываться от Эссекса.

– Вы и не скрываетесь, – с сердцем сказал Асквит. – Не лезьте в герои, когда имеете дело с хитрецами. Именно на этом геройстве они и рассчитывают подловить честного человека и свернуть ему шею. Не лезьте ради бога в герои.

– Бросьте вы это, – сказал Мак-Грегор. – Я совсем не чувствую себя героем. Я измучен, мне нездоровится, и я не знаю, надолго ли меня хватит.

– Тогда знаете что? Отправляйтесь вы на несколько дней к Кэти. Она живет в доме своего дяди Поля, и там вас никто не найдет.

– Нет, – сказал Мак-Грегор.

– Да забудьте вы про ваши ссоры, – сказал Асквит. – Кэти вам будет очень рада.

– Все равно, уже поздно.

– Вы еще хуже ее! – воскликнул Асквит. – С обоих вас нужно немножко сбить спесь. Когда вы сами это признаете, вам сразу станет легче.

– Я иду домой, – сказал Мак-Грегор, подходя к распахнутой Асквитом двери.

– Я скажу Кэти.

– Говорите, что вам угодно, – ответил Мак-Грегор. Только при его душевном смятении могла сорваться у него такая резкость, и в следующую минуту он об этом пожалел, но Асквит уже захлопнул дверь кабинета. Мак-Грегор почувствовал, что чаша переполнена. Даже Кэтрин замешалась в эту злополучную историю. Ему было тоскливо, немножко страшно, и его уверенность в себе поколебалась. Домой идти не хотелось; он зашел в первое попавшееся кино, где Ноэль Кауорд умилял зрителей изображением некоей породы англичан, якобы наслаждающейся полным счастьем. Но он не досмотрел фильма до конца и ушел, потому что уж очень убогий это был суррогат того реального мира, в котором он жил.

Не добившись ничего от Мак-Грегора, Эссекс решил действовать, не теряя времени. В тот же вечер он прервал свое молчание и разразился заявлением в печать, приурочив его к такому часу, чтобы ночные выпускающие успели выкинуть набранный уже материал и поместить заявление Эссекса на первой полосе в качестве главной сенсации утренних газет. Это короткое, высокомерное по тону заявление опровергало утверждения Мак-Грегора; в нем снова подчеркивалось, что письмо Мак-Грегора является, по существу, необоснованным выпадом личного характера и не отражает его подлинных политических убеждений, что Мак-Грегор – ученый-геолог, неосведомленный и плохо разбирающийся в политических вопросах, а потому его высказывания нельзя принимать на веру. Поступок Мак-Грегора едва ли свидетельствует о его благонамеренности и верноподданнических чувствах, а высказанные им мнения недостойны джентльмена и англичанина. Защита интересов Ирана и борьба за независимость курдов являются сейчас священным долгом западных демократий, и только враги демократии могут делать попытки нажить политический капитал на ошибочных и весьма субъективных суждениях Мак-Грегора.