Джеймс Олдридж. - Дипломат

Все это, собственно говоря, не снимало ни одного из утверждений Мак-Грегора, но тем не менее заявление Эссекса сразу же раздуло дело до масштабов общегосударственного скандала. Непонятным образом вдруг сделалось достоянием гласности одно из московских донесений сэра Френсиса Дрейка. В этом донесении упоминалось о строптивости и непослушании, выказанных Мак-Грегором, об его отказе выполнить задания, что давало повод характеризовать Мак-Грегора как человека, не оправдывающего оказанного ему доверия. За этим последовали заявления нескольких официальных лиц, опровергавшие содержание письма в «Таймс». Но некоторые газеты тут же заявили, что одни опровержения их не удовлетворяют. Правительству надлежит принять срочные меры. Ведь тут поставлена под сомнение вся политика Англии в иранском вопросе. Нашелся и такой человек, который вызвался ответить на обвинения Мак-Грегора. Некое официальное лицо из Ирана заявило, что Мак-Грегор – коммунист, состоящий на жаловании у русских, и что у иранского правительства имеются на этот счет исчерпывающие доказательства. Государственный департамент США высказался довольно осторожно в том смысле, что письмо Мак-Грегора не изменит американской точки зрения на положение в Иране. Государственный департамент располагает информацией, противоречащей утверждениям Мак-Грегора, и государственный департамент считает, что выступление какого-то обиженного мелкого чиновника едва ли заслуживает серьезного внимания со стороны международного общественного мнения. Американская делегация в ООН никогда не согласится, чтобы эта международная организация всерьез занималась разбором заявления Мак-Грегора. Би-би-си решило поручить беспристрастному наблюдателю выступить с комментариями по поводу письма Мак-Грегора и избрало для этой цели Эла Хэмбера, известного корреспондента известной нью-йоркской газеты. Хэмбер – американец, человек обстоятельный и здравомыслящий; кроме того, он может на основе личных наблюдений подтвердить правильность занятой лордом Эссексом позиции и справедливость его оценок, хотя, разумеется, речь идет не о каких-то разногласиях между частными лицами. Речь идет, сказал Хэмбер, о существе вопроса, который должен быть передан на рассмотрение международного трибунала Организации Объединенных наций, – вопроса о вмешательстве русских в дела Ирана. Ничто не должно помешать обсуждению этого вопроса в намеченном порядке и ничто не должно помешать появлению лорда Эссекса в Совете безопасности в качестве главы английской делегации. Неужели один человек, не обладающий ни именем, ни опытом, ни необходимым беспристрастием, какой-то геолог, простой технический сотрудник, человек, явно добивающийся ореола мученика, – неужели этот один человек может набросить тень на действия и авторитет английского правительства и Объединенных наций? Неужели этот человек заслуживает столь серьезного отношения к себе? Ведь это же комедия – поднимать такой шум вокруг чьих-то личных мнений, совершенно того не стоящих. Комедия, возможная только в истинно демократической стране, где всякий, в том числе и любой честный дурак, пользуется свободой печати и свободой слова. Но мелкие происки мак-грегоров не должны помешать торжеству британской точки зрения.

Эти разговоры о свободе печати и свободе слова явились новой темой, и эту тему подняли американцы. В американских газетах Мак-Грегор вдруг сделался символом демократии, подлинной демократии, предоставляющей свободу высказывания даже своим противникам. Впрочем, тут же довольно недвусмысленно давалось понять, что этот символ свободы слова должен держать язык за зубами, а не то придется заткнуть ему глотку. В Англии Мак-Грегор не так усиленно рекламировался в качестве примера осуществления демократических принципов. Поскольку заседание Совета безопасности приближалось и на английского чрезвычайного делегата, лорда Эссекса, была все же брошена тень, газеты усиленно требовали от правительства исчерпывающего ответа на письмо Мак-Грегора. Если правительство не сумеет полностью опровергнуть это письмо, международный престиж Англии и престиж лорда Эссекса будет безнадежно подорван.

Скандал разгорелся довольно быстро, но правительство с ответом не спешило, и Мак-Грегор сидел дома, томясь ожиданием, так как этот ответ должен был окончательно определить и его личную судьбу. Как именно официальным инстанциям удастся потушить скандал, он себе плохо представлял. Его ни разу не вызывали ни в коллегию, ни в какие-либо комиссии, его не требовал к себе ни заместитель министра, ни даже сэр Роуленд Смит. Сам он сделал все, что только мог, чтобы ускорить развязку. Он привел в порядок все дела на службе и больше туда не показывался, безвыходно сидя у себя в комнате. Все кругом, повидимому, дожидались официального разрешения вопроса, и душевное напряжение Мак-Грегора уже дошло до предела, как вдруг к нему явился Асквит. Это было на второй вечер после появления письма в печати, и Мак-Грегор из загорелого крепыша, который без шляпы расхаживал по лондонским улицам, успел уже превратиться в обыкновенного бледнолицего англичанина.

– Там внизу у вас еще торчали какие-то репортеришки, – сообщил Асквит. – Я им сказал, что вы уехали к себе домой, в Кент. Ведь ваша матушка живет в Кенте?

– Да.

– Но они скоро вернутся, – прибавил Асквит, включая свет.

– Неужели им еще не надоело? – воскликнул Мак-Грегор.

– А почему? Для них это удовольствие.

– Жалкие людишки, – сказал Мак-Грегор.

– Вы напрасно их ругаете, – невозмутимо заметил Асквит. – Они делают то, что им полагается делать.

– Я знаю, – сказал Мак-Грегор, – но все-таки это гадость.

– Ну, ладно, бог с ними. Собирайте свои вещи и едем.

– Куда? – Мак-Грегор уже успел надеть ботинки и повязать галстук.

– Погостите несколько дней у нас.

– Совершенно незачем еще больше впутывать вас в это дело, – возразил Мак-Грегор.

– Ни во что вы меня не впутываете.

– Конечно, впутываю. И это грозит вам неприятностями.

– Да ну, пустяки. Собирайтесь!

– А что скажет Джейн?

– Это она послала меня за вами.

– А вы…

– А я сказал ей, чтобы она меня за вами послала. Честное слово, – продолжал Асквит, – у меня нет никакого желания вклиниваться между вами и Гарольдом, но не могу же я, чорт возьми, спокойно отдавать вас на растерзание, когда вы делаете то, что следовало бы делать мне. Я не для вас стараюсь, а для себя. Так на это и смотрите.

Мак-Грегор не стал больше спорить. Он знал, что Асквит многим рискует, вмешиваясь в эту историю, но Асквит был ему сейчас слишком нужен. Он собрал в чемодан кое-какие вещи, что было не так легко, потому что чистого белья не оказалось. Нашлась только одна новая сорочка, которую он берег, да две пары чистых, но дырявых носков. Асквит не смотрел на его сборы, заинтересовавшись стоявшей на полке книгой профессора Брауна об иранских конституционалистах, и когда Мак-Грегор кончил свои приготовления, Асквит заявил, что возьмет эту книгу почитать.