Константин Кропоткин - …и просто богиня

— Еды не мало? — Рита с сомнением поглядела на пакет с кругляшами корма.

— Она жирная стала. Ей худеть надо. Мало двигается, — сказала Варя. — Погуляй с ней в обед. И вечером еще, часов в семь.

— Долго гулять?

— И тебе тоже полезно. Лучшее средство от депрессии. Двигаться надо, — прижав локти, Варя подвигала руками, как на бегу.

Варя считала, что у Риты депрессия, и этот вывод она сделала из того лишь обстоятельства, что Рита целыми днями сидит дома, она дома и работает, и отдыхает. В люди выходит только по большой нужде, и для коммуникабельной Вари такая участь была бы невыносима. Она не может представить себе, что Рита довольна своей жизнью, а Рита довольна.

Ляля заскулила, а Варя и бровью не повела.

— И не вздумай ее кормить. Знаешь, какая она попрошайка?! — и ушла своим обычным упругим шагом, который тоже показался Рите радостным.

— Пойдем? — сказала Рита собаке.

Та, подняла на нее глаза, круглые, печальные невыносимо, как всегда бывает у спаниелей, что знала даже Рита, которая и не собачница вовсе.

— Она вечером тебя заберет.

Мотая длинными ушами, Ляля зашаркала в подъезд, и по лестнице, и в квартиру. Избавившись от поводка, прошлась по комнатам, потыкалась носом по углам. И поскуливала все, косясь на Риту, так и застрявшую полуодетой, в халате, решавшую, надо ли закрывать дверь в ванную, прежде, чем идти под душ.

Рита налила в миску воды. В другую насыпала сухого, несъедобного на вид, корма.

Одеяльце она положила недалеко от обеденного стола, за которым Рите предстояло провести еще один очень длинный день. У нее была работа.

— А в обед мы с тобой погуляем, — пообещала она Ляле.

На одеяльце Ляля не легла. Все оглядывалась по сторонам, никак не могла успокоиться. Не выла, не лаяла, а только вздыхала иногда, как ребенок после долгих слез — ожидала, должно быть, что беспутная хозяйка передумает и заберет ее из незнакомого дома.

Но примирилась — была спаниелиха и умна, и опытна.

Варя часто сдает свою Лялечку в чужие руки — у нее разнообразная сексуальная жизнь. Рите собака досталась, потому что какая-то другая ее приятельница гуляла со спаниелихой мало, и давала сладкое, что собакам категорически противопоказано. „Не корми“, — вспомнила Рита требование подруги.

Она и не собиралась. У нее пусто было дома. Ничего, что могло бы навредить пожилым деликатным собакам.

Включив компьютер, под гул заработавшего машинного сердца, Рита стала думать о своей вчерашней ошибке. Она неправильно перевела. Она написала „застрадать“, устав переводить „leiden“, как „терзаться“ или „мучиться“. Просторечное слово — „застрадать“ — выскочило само собой и гвоздем вштырилось в гладкий, отуюженный текст. Рита привыкла к целлофановой обертке переводов, к их парадной гладкости — пусть даже ретранслятором выступала она сама, и должна бы воспринимать их как-то иначе.

Она была переводчицей, чего немного стеснялась. Несерьезность, — как ей казалось, — занятия подкреплялась и непредсказуемостью заработков: ей могли заплатить хорошо за какой-нибудь пустяк, а за труд, который стоил много крови, не отдавать деньги месяцами, и ей приходилось писать дурацкие претензии, содрогаясь, мучаясь — „leidend“ — от необходимости напоминать хорошим, в сущности, людям об обязанностях, прописанных в контракте.

Олег уехал рано, и вернется только через неделю. Рита привыкла к его отлучкам. Они ее не волновали. Она научилась даже засыпать снова, когда он, собираясь, нечаянно будил ее своей возней. Она говорила ему что-нибудь, но сама спала и, едва закрывалась дверь, опять возвращалась в свое ватное беспамятство, а потом, пробудившись, не понимала был ли на самом деле прощальный поцелуй, или он ей только приснился.

Приняв душ (а собака — деликатная, леди — не стала заглядывать и в открытую дверь), Рита оделась поприличней — в штаны из серо-зеленого полотна, и кривую в нужных местах шоколадную кофту; тщетной красоты ради она даже взъерошила свой желтый на голове пух, и мазнула по лицу кисточкой там и сям.

Рита пообещала погулять с Лялей, а как попало выходить не хотела.

„Застрадать“ — сев за компьютер, Рита первым делом выковыряла это дурацкое слово. Муха, а не изюм в булке, как ложно показалось ей вчера.

Совершив несколько кругов по квартире, пошуршав, пофыркав, Ляля вернулась в кухню-столовую, подошла к Рите и с тихим вздохом легла рядом — не на свое одеяло, а на пол, близко-близко, рискуя угодить мохнатыми лапами под колесики офисного стула. Поняла, должно быть, что не скоро явится ее, как кошка, влюбленная хозяйка.

Ляля приготовилась ждать.

— Молодец, девочка, — сказала Рита, знающая толк в ожидании.

Варя была права — собака к лучшему. Если ненадолго.

Они вышли не в двенадцать, как просила Варя, а только полвторого, когда Рита почувствовала адский голод, подумала, что надо купить что-нибудь, что — боже! — собака…

— Прости-прости, — испугавшись, заговорила Рита. — Я забыла, время так быстро бежит. Прости!

Ляля немедленно вскочила, засучила ногами, выбивая когтями по полу разнобойную дробь. И уши ходуном заходили — они смешные у спаниелей, как букли у русских дворянок прошлых столетий, длинные ломти волос на висках.

На улице им улыбались старушки. Мужчина в бежевом свитере и с лицом, как у луковицы, проходя, внимательно посмотрел на Риту, пытаясь будто узнать в ней стародавнюю знакомую.

Принюхиваясь, сосредоточенно держа нос по земле, громко сопя в каких-то особенно интересных для нее местах, Ляля рысила рядом с Ритой уверенно, будто делала это множество раз. Она смирилась с существованием Риты, и была в этом смысле умней ее — Рита опасалась, что какой-нибудь, проходящий мимо специалист по собакам спросит ее о чем-нибудь, и разоблачит в ней самозванку. Чужая Ляля, не ее.

Иногда собака останавливалась, задирала ногу, совсем как кобель, хотя была дамой. „Леди“, — говорила про нее Варя, дальше не проговаривая, но думая еще и другое, неприличное слово, которое годилось ей самой.

Они гуляли минут сорок, а то и целый час. Если сначала Рита еще мерзла, жалея, что одела только легкую курточку, то скоро разошлась, разогрелась. Они нарисовали сообща большой многоугольник, уйдя из дома в одну сторону, а вернувшись с другой. Зелени в округе было маловато — газонов, дерев — что Рита заметила только сейчас, сделавшись ненадолго владелицей Ляли.

Рите страшно захотелось супу. Она давно не варила суп, потому что для себя одной скучно, а Олег вечерами не ест, он печется о фигуре. И уезжает все время, а если в выходные дома, то они вечно куда-то идут; он всегда на людях, а ему все мало и мало.

Рита пошла в магазин, купила костей, а когда вернулась, Ляля встретила ее визгом и скулежом. Спаниелиха приседала и прыгала, встречая чужую, в сущности, тетку, которая всего-то с ней разок погуляла.