Макар Троичанин - Вот мы и встретились

- У вас что сейчас, - спросила, - вечер или уже ночь? Как самочувствие?

Он присел на диван.

- Бодрое. Совсем оклемался, чувствую себя на «ять», особенно после ваших звонков, - польстил грубовато.

- Смотри-ка, - засмеялась она, - оказывается, во мне тоже таятся кое-какие экстрасенсовские задатки, - и без перехода: - Устала неимоверно: сегодня прокат генеральной репетиции «Дяди Вани», с утра все в мыле и в раздрае. В воскресенье покажем. Страшно, аж жуть! Я, между прочим, тоже занята, не устояла перед соблазном, так сказать – играющий тренер. Слаба баба! Как вы думаете, стоит ли?

- Стоит, - убеждённо сказал Иван Всеволодович. – Ну, какие ваши годы? Вам ли не сыграть Елену Андреевну?

- Да, - уныло согласилась прирождённая актриса. – Вы правы: Соню мне уже не потянуть.

Он понял, что дал ей не ту роль, и попытался исправиться:

- Я не то имел в виду…

- А я то, - перебила она его. – Время летит с такой неимоверной стремительностью, что не успеешь оглянуться, опомниться, а уже под сорок.

- Что-то вы очень торопитесь состариться, - опять попытался Иван Всеволодович исправиться, но она не слушала.

- Скоро годна буду, чтобы изображать только слезливых мам, а потом и слюнявых бабушек. Будешь знать, как надо играть, но сама не сможешь. Выгонят на почётный отдых, останутся бледные воспоминания и тяжкие разочарования.

- Ну, Мария, ну, Сергеевна, перестаньте канючить, зачем раньше времени себя хороните? Мне тоже тогда придётся поторопиться состариться.

- Иван Всеволодович, а вы, что вы будете делать на пенсии? Неужели и тогда будете бегать и бегать, закапываться и топиться?

Он задумался. О том далёком и неизвестном не мыслил никогда: и времени не было, и повода – тоже. А, может быть, стоит. Готовиться надо заранее.

- Не знаю… - произнёс неуверенно. – Наверное, займусь сочинительством. Да, да, - воодушевился от внезапно пришедшей на ум идеи. – Накропаю роман о том, как нечаянно встретились двое, расстались по глупости и потом долго не могли встретиться.

- Но встретились всё же? – спросила Мария Сергеевна с надеждой.

- Не знаю… - опять протянул он нерешительно, - я ещё не до конца осмыслил сюжет.

- Если не встретятся, я читать не стану, твёрдо пообещала она, отвергнув печальный конец, и, не сдержавшись, горестно пожаловалась: - Иногда так тоскливо, так хочется припасть к широкой мощной груди, что хоть беги на передачу «Давай поженимся».

Иван Всеволодович рассмеялся.

- Не вздумайте.

- Это почему? – возмутилась она, не терпящая оков.

- Потому что рискуете увидеть среди претендентов очень хорошего знакомого.

Мария Сергеевна непроизвольно фыркнула.

- Ага, - согласилась, - только в виртуальном виде, у вас это получится, вы же маг и волшебник. Иван Всеволодович, у вас там случайно отпуска, хотя бы краткого, не намечается? – и затихла в ожидании, что он ответит: «Да, намечается и очень скоро», но отпускник только тягостно вздохнул:

- Нет, не намечается.

- Жаль, произнесла она привычным голосом. – У меня – тем более. Ладно, - утешила его, - переживём-переможем, нам не привыкать. Выздоравливайте, а мне пора, перерыв кончился. До завтра.

Он уже привык, что она и начинает, и заканчивает разговор первой, а он, была бы его воля, слушал её даже молча хоть целыми днями, согласен и ночами, несмотря на то, что и разговоры-то больше смахивали на её монологи. Жаль, что послушать их из-за разницы во времени можно только дважды в день.

Он не решился тревожить её в оставшиеся предвыходные дни до премьеры, но она позвонила в субботу сама и пожаловалась, что сбилась с ног и потеряла голос, и вообще потеряла веру в успех, и потребовала, чтобы ругал в воскресенье как следует. А ещё сообщила, утишив голос и успокоившись:

- Знаете, а ваш кристалл посветлел внутри.

Иван Всеволодович с трудом вспомнил, что оставил ей аметист.

- И что это значит? – спросил, не поняв, куда она клонит.

- Значит то, что вам лучше, - объяснила, - что вы в хорошем настроении и на душе у вас светло, - и попросила: - Объясните, ради бога, как это вы влияете на него издали.

Объяснение у него нашлось быстро и, как показалось, было удачным:

- Всё просто, дорогая Мария Сергеевна – я вложил в него частичку души, вот она и откликается на сигналы той, что во мне.

Слышно было по голосу, что она удовлетворена объяснением и улыбается:

- А я-то, не зная, безжалостно натираю его, чтобы посветлел. Вам, наверное, больно?

И он заулыбался.

- Напротив, - успокоил её, - мне приятно. Вот, оказывается, почему у меня иногда ни с того, ни с сего расплываются губы в довольной улыбке, - и попросил: - Трите его, Мария Сергеевна, трите почаще.

- Да ладно вам насмешничать, злой маг, а то я вас так натру, что заблажите от боли, - пригрозила и, рассмеявшись, попрощалась.

А он, чтобы не терять времени попусту, взял в местной библиотечке собрание сочинений Чехова, пожертвованное каким-то Баранчуком, как было оттиснуто на затейливом экслибрисе, и погрузился в мир чеховских героев и, особенно, героинь, чтобы не выглядеть недотёпой, когда у них в разговоре возникнет тематика любимого ею драматурга. Чтение отвлекало и от гнусных мыслей о том, что случилось на реке, и от исчезнувшей невесты.

В воскресную ночь почти не спал, не представляя себе, как появится в конторе с двойным клеймом. Проснулся рано, и оказалось, что не зря: она позвонила, у них там поздний вечер, они там празднуют успешную премьеру, и им там нет дела до его переживаний.

- Иван сын Всеволодов! – кричала радостно в телефон. – Поздравляйте скорее, я жажду поздравлений, мне мало кучи цветов и грома аплодисментов, что достались всем, и мне – режиссёру и актрисе, скажу не хвастаясь, больше всех. Огромный триумф! Ради этого стоит жить и пожертвовать всем. Не можете вы сейчас спать, не смеете, не поверю, что не ждали моего звонка. И я пьяна и от успеха, и от «Муската», пьяна до чёртиков. Что вы там молчите? Вы не смеете не радоваться вместе со мной! Ну, поздравляйте же скорее! Даже неудобно как-то выцарапывать из вас заслуженные поздравления.

- Поздравляю, - выдавил он скупо. – Вы слишком возбуждены и пьяны.

- А кто виноват? – вопрос был на засыпку.

- Кто?

- Вы! – она пьяно засмеялась. – Это вы, дорогой праведник, споили меня, сделали алкашом, оставив «Мускат», когда удирали от потерявшей бдительность безмятежно спавшей женщины. Вы! Но я вас прощаю, живите! Не хотите поздравлять, не хотите радоваться вместе со мной, и не надо, - и вырубилась.

Он не стал перезванивать и просить прощения, ему было не до этого. Ну, не может человек, которому плохо, радоваться успеху другого, не в состоянии. И, чем лучше второму, тем хуже первому, иначе – голое притворство.

В контору пошёл совсем в убитом виде. Встречали участливые глаза мужчин и любопытные и оценивающие взгляды женщин. Стало неуютно, словно раздевали и прожигали спину насквозь, не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать, никуда выходить из кабинетика, отгородиться бы звуконепроницаемой стеной и работать, работать. Хорошо, что сразу вызвал Сергей Сергеевич. Поднявшись из-за стола, он крепко пожал руку, усадил за приставной столик и сам уселся напротив, определяя тем самым дружественный характер беседы. Внимательно рассмотрев смурное осунувшееся лицо подчинённого, не стал тянуть преамбульную резину, а сразу перешёл к делу.