Макар Троичанин - Вот мы и встретились

- А я, раззява, прошляпила ваше колечко, не уберегла, спёрли из гримёрки, а, значит, умыкнули и частичку вашей души, и мне сразу показалось, что исчезло ваше незримое присутствие, что мы отдаляемся друг от друга, становимся чужими. Вы не чувствуете этого?

Он чувствовал, но соврал:

- Что вы, наоборот: каждый день нас сближает, а не отдаляет друг от друга, нам бы только, дай бог, завершить главные дела. Мы не можем стать чужими, так предназначено судьбой. А колечко я вам подарю другое, не переживайте по пустякам. Лучше расскажите, как ваши «Три сестры».

Она сразу же воспряла духом и обрела прежний энергичный голос.

- Прекрасно! Показали аж два спектакля, и на обоих был аншлаг и успех, подарки и цветы, но ни один букет не сравнится с вашим. Оформляем с директрисой документы на народный, приходится париться и трепать нервы в разных кабинетах, доказывая разным культурзадницам, что мы достойны звания. Господи, как это противно! Ну, почему у нас надо выпрашивать то, что мы честно заслужили? После них не кажется, что «ещё немного, и мы узнаем, зачем мы живём, зачем страдаем…». А вы, Иван Всеволодович, знаете?

- Зачем? – он не любил заглядывать далеко, не раз нарываясь на разочаровывающие провалы задумок. – Чтобы повеситься от безысходности? Мне достаточно знать и того, зачем я живу сейчас, сегодня, завтра, месяц, максимум год. Копаться в будущем бесполезно и бессмысленно, лучше оставить это судьбе. Я знаю, что планеты при катаклизмах погружаются в чёрные дыры и рождаются из них, что оживляют их космические пришельцы, перенося частички живых организмов от одной планеты к другой, способной к размножению этих организмов. И наша Земля когда-нибудь, погибая от ударов астероидов, тоже отдаст свою жизнь, переправив её на космических челноках на другую Землю. Жизнь во Вселенной вечна, несмотря на то, что она для нас заканчивается смертью, но и возрождается из неё, передавая энергетическую душу новой телесной оболочке. Я знаю, что взлёты завершаются падениями и новыми взлётами, страдания сменяются радостью, а она переходит в страдания, что день сменяет ночь, но обязательно наступит новый день. Разве этого мало?

Она там глубоко вздохнула.

- Как хорошо вы говорите, как хорошо вас слушать. А мне всегда хочется заглянуть далеко вперёд, и как можно дальше. Мне не интересны будни, я не люблю оглядываться назад, может, поэтому и не боюсь ошибок и легко забываю промахи. Ненавижу копаться в сегодняшних кучах мусора. Мне совсем не интересно, что будет с нами сегодня, завтра, на днях, и очень беспокоит, что может случиться в далёком будущем. Наверное, о таких, как я, говорят: они не от мира сего. Не связывайтесь с такой, Иван Всеволодович, устанете возвращать назад.

Он, может быть, разумом и не связывался бы, но душа требовала обратного.

Следующий разговор у них состоялся только через месяц, теперь уже привычно позвонила она и не запамятовала поздравить его с Днём геолога. Они оба уже добирались до своих вершин и, запыхавшиеся и напряжённые, перекликаясь, плохо слышали друг друга. Ползли, упираясь всеми частями тела и отупевшей головой, в длинной свободной связке, не натягивая канат и не притягиваясь друг к другу.

- Знаете, - пожаловалась устало, - у нас несчастье: заболел сын, простудился, лежит дома и капризничает. Приходится дежурить в очередь с бабушкой: день – она, другой – я, очень утомительно, - и сразу же, оправдываясь: - Я, конечно, люблю его, но сидеть рядом сутками, отвлекаясь от любимого дела, которое именно сейчас требует повседневной отдачи, никакой любви не хватит. Я согласна с вами, что любить лучше на расстоянии.

- Я не говорил «лучше», - перебил он её, усёкши в передёргивании, - я утверждал, что можно.

- Всё равно, - не отступила она без всякой логики. – Слава богу, он идёт на поправку, придётся потерпеть день-два, и я снова свободна, - и, оживившись: - А мы, наконец-то, получили народного и, оборзев, замахнулись для фестиваля на самый шедевральный чеховский шедевр – на «Чайку».

- Осилите, - подбодрил он молодого режиссёра. – Так, глядишь, скоро и осуществится ваша давняя мечта – сыграть всего Чехова. Вы, надеюсь, не взяли себе роль Нины? – Иван Всеволодович и сам не знал, почему не видел её в роли Заречной, девушки не только молодой, но и, к тому же, актрисы, натуры трагедийной по жизни.

- Вы всегда всё угадываете, - попеняла ему Мария Сергеевна. – Не взяла, а очень хотелось, пришлось наступить себе на горло. В Аркадиной, пожалуй, больше моих черт. Нравится, как она объясняет Дорну, почему выглядит так моложаво: «Потому что», говорит, прихорашиваясь, «я работаю, я чувствую, я постоянно в суете», говорит словно обо мне, «а вы сидите всё на одном месте, не живёте». А я бы ещё дополнила: жить и побеждать – так с грохотом салюта, а проваливаться – так с треском обрушившихся подмостков и костей. Середины не терплю.

- Можно понять, спросил Иван Всеволодович, стараясь почётче уловить ещё одну чёрточку её характера, - что вам очень нужны всякие призы и похвалы?

- Да! – не отрицала она, с воодушевлением и страстно признавшись в тщеславии. – Очень! Ради этого стоит гробиться. А вам?

- Мне? – он чуть подумал. – Я к регалиям и наградам равнодушен.

- Зачем же вы тогда вкалываете до посинения? – чувствовалось, что она раздражена его ответом.

- Зачем? – опять повторил он вопрос, собираясь выразиться осторожно и не обидно. – Мне достаточно удовлетворения от самого процесса работы, ну, и от результата, конечно, оценённого мной самим, а не кем-то со стороны. Чужие оценки редко бывают справедливыми.

- Скучный вы, оказывается, человек, Иван сын Всеволодов, - приклеила негативный ярлык низкого качества. – Кстати, а как ваши дела, вы же диссертацию кропаете?

Он усмехнулся, ему-то хотелось поговорить с ней о своих делах не «кстати», а более подробно, но что поделаешь, если её память не удерживает то, что он уже рассказывал ей раньше о своей вершине.

- Нормально, - постарался не огорчать её своими успехами. – Диссертацию закончил, собрал монографию, должна очень скоро появиться в местной академической печати, готовлюсь к защите в мае. Сейчас много времени отнимают обязанности главного геолога экспедиции.

- Да, да, - вспомнила она, - вы говорили, что вас повысили. Экспедиция – это сложнее партии? – попыталась заинтересоваться его проблемами.

- Экспедиция – это несколько партий, - объяснил он коротко.

- Да-а, - протянула она, удивляясь. – Господи, и зачем вам это понадобилось, вам что, тоже захотелось быть главным режиссёром?

- Не очень, - Иван Всеволодович говорил правду. – Назначили, отвертеться не удалось. – О своих делах ему с ней не хотелось говорить, в её вопросах и репликах не слышалось искренней заинтересованности. Возможно потому, что каждый уже был вблизи своей вершины, и каждому хотелось больше внимания своему восхождению, чтобы его подталкивали для последнего рывка. Ещё поболтали ни о чём и расстались не удовлетворённые друг другом.