Макар Троичанин - Вот мы и встретились

Молча пялились на экран, пока младший не стал клевать носом, усыплённый каким-то сериалом с бесконечной бессмысленной стрельбой и трупами. Тогда старший поднялся, освобождая диван.

- Ложись, у тебя завтра хлопотный день.

Сын послушно постелил постель, лёг, но сон ушёл. Нащупал лежавший рядом мобильник, задумчиво повертел в руках и медленно стал просматривать занесённые в память телефоны. Её телефона не было. Идиот! Он же стёр его! Неврастеник! Как будто вместе с телефоном можно стереть и память. Оживил в своей памяти адрес – нет, не забыл – и, не торопясь, перенёс в память мобильника. Интересно, как она там, на холодном Севере, не простудилась? Не должна бы, в театрах и клубах и там должно быть тепло. Меня-то уж точно забыла. Хотел вот посмотреть на неё на сцене, а придётся смотреть на других. Вера, конечно, эффектнее, но почему-то тянет к той, неуловимой и далёкой, а не к этой, рядом. Неужели и впрямь у него вспухло самолюбие? От Маши веет теплом и энергией, а эта, что рядом, словно роза в целлофане. Поскорее домой, а там – в тайгу и обязательно на всю зиму на горные работы, чтобы вымерзла напрочь отпускная дурь.

Когда в театральной раздевалке они скинули пальто, Иван Всеволодович почти остолбенел при взгляде на спутницу. Длинные волосы её, волнистые на концах, были свободно стянуты на спине серебряной нитью в пышный хвост, стройные ноги обтягивали белые замшевые сапожки на среднем каблуке, а умопомрачительные телеса обтягивало светло-серое шерстяное платье с длинными рукавами и глухим стоячим воротничком. И всё равно от закрытой фигуры нельзя было глаз оторвать. На ней не было ни макияжа, ни украшений, всё в первозданном виде, но в таком, что когда они вышли в фойе, то род мужской дружно устремил взгляды, медленно пробегая восхищёнными глазами снизу вверх и обратно. Даже дамы, одетые в вечерние, по-разному декольтированные, платья, расписанные умелыми визажистами и увешанные драгоценностями, и те не оставили без внимания Золушку, окидывая её бесцеремонными презрительными взглядами и переводя прищуренные злые глаза на кавалера-верзилу, одетого в контраст в тёмно-синий костюм с голубым гугинским галстуком, купленным матерью. И от этого, и от молодой красивой спутницы, и от нездорового повышенного внимания к ним Ивану Всеволодовичу стало не по себе, но он крепился, изображая как мог высокомерное безразличие и проклиная себя за то, что вообще вылез на люди в непривычной шкуре и в непривычной роли индюка, оберегающего самку.

- Иван Всеволодович, - Вера тоже почувствовала чересчур откровенные взгляды, - пойдёмте на места, а то меня уже раздели до ниточки.

Индюк криво ухмыльнулся.

- Не обращайте внимания, - посоветовал покровительственно. – Просто вы сегодня обворожительно хороши в этом платье

Она обречённо вздохнула, подняв на него виноватые глаза.

- Оно у меня единственное выходное. Что делать, если я из него чуть выросла. Разве заметно?

«Да она совершенно безразлична к женской оснастке!» - подумал Иван Всеволодович.

- Ещё как! У вас такая фигура, - объяснил постороннее внимание, - что никакой одеждой невозможно скрыть, и никакими усилиями не отвести мужских глаз.

- И ваших – тоже?

- Каюсь, - он невольно рассмеялся.

- Надо было прийти к самому началу, - и быстро пошла, опустив голову, в зрительный зал, а там – в начало партера, где им предстояло окунуться в затмение высокого искусства.

- Давно вы были здесь? – начал отвлекающий трёп Иван Всеволодович, с любопытством оглядывая небогатый театральный интерьер и заполняющую зал разношёрстную публику, большая часть которой была одета в повседневную одёжку, чаще всего – в джинсы и свитера. «А я-то, дурень, беспокоился о костюме», - посетовал синий индюк, но тут же и оправдал себя: - «Для Веры старался». А она, как всегда, замедлила с ответом. «С такой и не поцапаешься всласть», - отметил он и ещё один дефект у невесты.

- Года три-четыре назад, ещё в студенчестве подруги затащили на чеховскую «Чайку».

- Понравилась?

- Не помню, - уставилась она пустым тёмным взглядом на занавес.

- Э-э, да вы и не театрал, - тут же навесил ярлык психо-маркёр.

Она повернулась к нему лицом, глаза были непроницаемо темны, целлофан плотно завёрнут.

- И не телеголик.

- Чем же вы занимаетесь по вечерам, как убиваете свободное время? – упорно долбил Иван Всеволодович в обёртку, пытаясь продолбить отверстие к захолодевшей душе.

Она опять ответила не сразу, словно тщательно подбирая слова, и опять отвернулась к занавесу.

- У меня его фактически нет, - и опять сделала паузу. – Почти всё уходит на домашнюю работу, школьную подготовку и справочный интернет. Если что и остаётся, то предпочитаю полежать и почитать русских философов, особенно Бердяева и Ильина. Недавно увлеклась Гумилёвым. – «Ого!» - уже в который раз удивился дилетант-философ новой чёрточке характера учительницы. – «Серьёзная дама».

- А родители?

Она молчала дольше обычного.

- Отец не терпит пустых разговоров, не касающихся его.

- Ясно. – «Вот отчего её душа свёрнута в замкнутый клубок». – С мамой больше?

Опять гнетущая пауза.

- А вы часто бываете в театре? – спросила, не поворачивая головы.

«Чего спрашивать-то?» - разозлился подначенный Иван Всеволодович. – «Не знает, что ли, где я работаю? Да если бы жил в Москве, то не пропустил бы ни одного спектакля с Марией Сергеевной».

- По возможности, - и сухо разъяснил эти самые невозможности: - У нас в посёлке профтеатра нет.

Вера повернула голову, чуть оживив глаза.

- Извините, ляпнула, не подумав.

- Пронесло,- извинил заядлый театрал. – Сегодня нам, конечно, Чехова не покажут. – Раскрыл двулистную программку: - Жорж Жмурик. Знаете такого?

- Нет.

- Наверное, из молодых да шустрых, борзописец. «Двое в квартире, не считая тёщи». Как вам название?

- Пошловато-претенциозное.

- Смахивает. Как думаете, о чём шедевр, чем завершится?

Она, наконец, повернулась к нему на пол-оборота туловища, оценив потуги как-то снять напряжение и убить время до начала.

- И думать нечего: обычное мещанское противостояние, заканчивающееся тем, что зятю придётся собирать чемодан. Самая насущная тема сегодняшнего времени.

- Ой ли? – не согласился Иван Всеволодович с упрощённым сюжетом. – Если насущная, то такую и показывать смысла нет – никому не интересно. Скорее всего, Жмурик поиграет с нами в жмурки, и конец драмы четверо завершат дружно.

- Как четверо? – удивилась Вера, недоумённо подняв ровные густые брови. – Их же трое.

- Пока. В финале тёща усилит свой фронт, приведя четвёртого. – Соавтор смотрел на соседку вызывающе-весело, гордый придумкой. – Предлагаю пари: кто окажется прав, у того и будем ужинать, согласны?