Николай Веревочкин - Зуб мамонта. Летопись мертвого города

У могильного, заросшего травой холмика с покосившимся темным крестом, на котором была вырезана изъеденная временем надпись «Здесь покоится ребенок безымянный», ползал чумазый пацан лет пяти. Руки, колени и мордашка его были перепачканы красным земляничным соком. Глазенки ненасытно шарили по траве в поисках сочных ягод. Найдет — и тут же направит в рот. Счастливец в райском саду благоуханной жизни, возросшей на печальном поле смерти. Маленький человеческий детеныш был так поглощен сладким делом, что ничего, кроме земляничной поляны, не видел. Он торопился съесть все, пока на нее не наткнулись другие, не подозревая, что по ягоды на кладбище ходить не принято. Иногда его отвлекал странный, неприятный звук. Он вставал на колени столбиком и оглядывался встревоженным сусликом, но ничего из-за плотно стоящих крестов, пирамидок со звездами, каменных плит и деревьев, росших в оградках, разглядеть не мог. И снова опускался на четвереньки. Безмятежный пасущийся звереныш.

У могилы на краю кладбища, где сразу за рвом начинался березовый лес, прислонившись спиной к давно не крашенной ограде и тупо уставившись на собственные ноги, сидел Грач. Стоя к нему спиной, босой человек в синих трусах и белой майке, потемневшей по хребту от пота, наждачной бумагой шлифовал плохо очищенную от ржавчины тумбу. Его костюм, брюки, рубашка, галстук и туфли были развешены на ограде.

— Что же ты, Яша, могилу-то так запустил? — тихо, но сердито ворчал он. — Руки бы не отвалились раз в год подкрасить.

Грач с трудом поднял голову, сфокусировал взгляд на стертых подошвах туфель, между которыми висел черный галстук, и ответил неожиданно осмысленно:

— Заботиться, брат, надо о живых. Мертвым забота не нужна.

— Живые — они тоже рано или поздно мертвецы. Даже фамилию ржа съела, — переживал человек. — Ну, что бы тебе один день не попить. Пей, пей. Сдохнешь где-нибудь под забором.

Грач саркастически хмыкнул и, уронив голову, ответил с достоинством:

— Ты вперед меня сдохнешь. И черви тебя сразу — ням, ням — съедят. А меня, сколько лежать буду, ни один червь не тронет.

Человек в майке выпрямился, отряхнул руки, попятившись от рыжего облачка. Стараясь не запачкать костюм, достал двумя пальцами из кармана сигарету и коробку спичек. Закурил. Оглядел кладбище.

— Кому-то еще могилу роют, — сказал он без печали, обдувая себя дымом.

Хорошо на кладбище. Спокойно, безветренно, зелено. Кукушка, усевшись на крест, щедро считала годы. В этом городе не знали зависти. Каждый был доволен своей судьбой.

Не поднимая головы, Грач сказал:

— Это Руслан Козлов могилу отцу роет.

— Сын отцу? — удивился человек в майке. — Родственникам вроде бы не положено могилы копать.

— Положено, не положено, а кому-то могилы рыть надо.

Человек в майке пожал плечами: какое мне до этого дело.

— Вот ты говоришь: не пей. Так? — Грач изобразил губами крайнее презренье. — Возьмем Козлова. Пить бросил — раз, курить бросил — два. И помер.

— Ну, положим, умер он не оттого, что пить бросил, — возразил человек в майке, — а оттого, что раньше пил.

Грач наморщил лоб, обдумывая слова брата.

— Не спорю, — согласился он, — но факт есть факт. А ты знаешь, какой человек был Козлов?

— Откуда мне знать?

— О! — важно сказал Грач и обвел непослушной рукой кладбищенское пространство. — Он здесь главный могильщик был. Каждая вторая могила его. Со старушек денег не брал. Яички там, выпить-закусить — это да. Не такой это был человек, чтобы старушек за деньги хоронить. А знаешь, как умер? Копал могилу бабке Красотиной и умер. Приходят, а он в могиле сидит. Думали — устал, отдыхает. А он умер. Могилу докопал и умер. А ты думал легко могилы рыть?

— Да, — сказал нездешний человек, — история… — Затушил послюнявленными пальцами окурок, оглянулся — куда бы его выбросить. Но выбрасывать не стал. Втиснул в спичечный коробок, а коробок положил в карман пиджака. Поднял наждачную бумагу и зашуршал ею по ржавому металлу.

Пацан у безымянной могилы снова встал столбиком, прислушиваясь к странному звуку, не переставая жевать.

Острое лезвие лопаты с тихим, приятным шелестом врезалось в грунт. Руслан работал размеренно, сосредоточенно. Ничего нельзя было прочесть по его лицу, а то, что творилось в душе, никого не касалось. Пот заливал глаза, но сама мысль об отдыхе страшила его. Он хотел лишь одного: чтобы эта работа никогда не кончалась, потому что не знал, что делать, когда могила будет готова. Он копал и копал — аккуратно, не оставляя на дне комьев. Выбросит наверх и тщательно, до крошки, подберет осыпавшуюся землю. Он готов был зарываться в эту податливую почву до самого огненного центра планеты, но любое дело, как и печальный труд могильщика, рано или поздно приходит к своему завершению. Пришло время обтесать стены.

Лезвие лопаты заскрежетало. Ладонью он очистил темную выпуклость. Это была кость. Старая потемневшая кость, впитавшая в себя цвет земли. Для человеческой она была слишком массивна. Руслан обцарапал ее по краям. Стена обвалилась пластом, обнажив бивень. Задолго до того, как это поле выделили под кладбище, здесь уже была могила мамонта.

Руслан сел на рыжее дно ямы, прислонившись спиной к прохладной стене.

Неутомимая кукушка обещала бессмертие. Пахло солнечной пылью, полынью и сырой глиной.

Не мигая, смотрел он на современное небо из далекого времени мамонта. Тысячи и тысячи лет забвения разделяли его с одиноким белым облаком.

Запах свежей земли напомнил ему вкрапления обреченных на снос деревень в черте родного города. Узкие кривые улочки, толевые крыши, глухие заборы, теснота домов и деревьев, стиснутых, раздавливаемых высотными зданиями. Вот так же всепланетный город, разрастаясь, поглощает страны-деревни с дикой природой и искренними, непредсказуемыми людьми. Скоро живого человека можно будет встретить лишь там, где на сотовом телефоне высвечивается надпись: «Нет сети». Но все меньше таких мест. Придет время — и вся планета будет одним городом, где все продумано, просчитано. Рационально. Но в этом городе не будет живых людей, а только двуногие компьютеры, включенные в одну Всемирную сеть. Одинаково правильные и предсказуемые. Война уже началась. И неправильные живые люди с их ошибками, любовью и ненавистью, дикой природой уже обречены в неправильных городах и деревнях на вымирание.

Тоска сменилась печальным покоем.

Хороший сосед у Козлова. Здесь, на краю старого кладбища, никто не потревожит их кости. Они будут лежать рядом тысячелетие за тысячелетием, два существа с одинаковой судьбой. Последний житель мертвого города, мрачный человек с добрым сердцем, честно вымер, когда пришли другие времена, лишившие его привычной среды обитания. И никто не догадывается, как тяжела эта потеря.