Мириам Гамбурд - Рассказы

Дома, в Израиле, албанская слава ни на кого не произвела впечатления. Албания — мусульманская коммунистическая отсталая страна. Кстати, где она находится? Успех там лишь доказывает, что поэт он несовременный, раз пришелся им по вкусу.

В молодости Йосеф был худым, собственно, таким он и остался, если не считать огромного вздутого живота, делающего его похожим на тощую беременную женщину. Шея его была длинной, и на загривке из-за ворота рубашки выбивался клок светлого пуха. Круглая голова, сплошь покрытая разнообразной формы и величины пигментными пятнами, напоминала школьный глобус, у южного полюса украшенный ленинской бородкой. Суетливые, полусогнутые в коленях ноги заносили хозяина невесть куда, и тогда он останавливался и удивленно вертел головой в разные стороны — ни дать ни взять курица-голошейка. Вся эта нестройная картина успешно приводилась в порядок глубоким, звучным, красивым голосом и огромной разделенной любовью к самому себе.

Если не поэзией, то все же двумя своими бывшими женами он был знаменит. Первая, актриса и красавица, увы, закончила свою карьеру, успев сняться в нескольких фильмах и став любимицей своего поколения. Сейчас она почти не выходила из лечебницы для душевнобольных. Вторая, юрист, член Кнессета, бойкий политик, напротив, вела активную жизнь. Она крикливо и дерзко сражалась за права неимущих и свою огромную зарплату слуги народа. Йосеф, включая телевизор, всякий раз подвергался опасности оказаться с ней наедине. Избегнуть встречи со «злодейкой» было невозможно — она глядела с агитационных щитов, плакатов и предвыборных листовок. Как-то раз он заметил валявшуюся на тротуаре газету с ее портретом на весь лист и старательно вытер об нее ноги. Жена до сих пор вызывала у поэта приступы ярости и скачки давления. Куда спокойней ему было в обществе одиноких подруг, которыми он окружил себя.

В молодости с женщинами у Йосефа не клеилось. У обеих жен как-то неприлично быстро после свадьбы и рождения детей обнаружились любовники. Его интрижки заканчивались, едва начавшись, после двух-трех постельных эпизодов. Первый раз все женщины как одна его подбадривали, мол, это даже льстит им, такое волнение, но в дальнейшем у них на лицах проступало одинаковое виноватое выражение сродни признакам какой-то постыдной болезни, и роман издыхал, едва родившись. Как будто не ясно, что они липли бы к нему, сучки похотливые, любительницы поэзии, окажись он достойным кобельком.

Сейчас все было совершенно по-иному — он держал в напряжении добрую дюжину одиноких женщин и ни с одной из них не спал! Мысль о постели вызывала в нем спазм отвращения. Своих подопечных он не баловал цветами и подарками и никогда ни одну из них не приглашал в ресторан. Расточительность он ненавидел не меньше постельных отношений. Первый этап знакомства разворачивался под лозунгом «наконец-то мы нашли друг друга» и требовал проявления с его стороны большого энтузиазма. Затем выбрасывалась на стол козырная карта: «Только вам, потому что вы мне близки и дороги, я могу рассказать о своем горе — мой сын покончил с собой… Я так одинок…» Какая женская немолодая душа не дрогнет от такого признания? Затем следовали объятия в парке или на лестничной площадке, но ни в коем случае не в квартире. Кульминационный момент приближался: подруга случайно (от него самого) узнавала, что у нее есть соперница, и не одна. «Я врать не стану», — Бар Меция гордился своим врожденным правдолюбием. Упреки, истерики, причитания «Какая же я дура!» — именно эти конвульсии агонизирующей любви были ему слаще оргазма.

Случались иногда осечки. Как с той сумасшедшей вдовой. Они так славно выпили по бокалу вина и закусили салатом, он взял ее руку в свою, прочел два новых (десятилетней давности) стиха и поведал о сыне-самоубийце. «О, как мой Ицик, как он! Это сблизит нас!» Вдова резко рванулась к нему, стул, на котором он сидел, поехал задом по гладкому плиточному полу к дивану, женщина опрокинула поэта вместе со стулом на диван и подмяла его под себя. Сопротивлялся он яростно, но это только вдохновляло наездницу. «Я не могу», — задыхался он. «И я, и я не могу больше!» — «Это слишком быстро, мы еще не знакомы!» — «Да, медленней, вот так, вот так!» Ее руки рвали на нем одежду. «Как мой Арик, как мой покойный муж, так же ушел из жизни, это судьба, общее горе нас сблизит». — «Я люблю…» Смачный благодарный поцелуй кляпом запечатал его рот и нос. Йосеф понял, что вот-вот задохнется, собрал последние силы, рванулся и выкрикнул: «Я люблю миниатюрных блондинок!» Вдова отпрянула, шлепнулась на стул, тот поехал задом, опрокинул книжный стеллаж и уперся в стенку. Женщина стряхнула с себя сборнички стихов, книги по современной французской философии, поддала носком том Достоевского на иврите в твердом переплете, встала, одернула юбку и направилась к двери, надменно неся свою совсем еще не старую голову породистой крупной брюнетки.

«Уф… кто бы мог предположить… Надо будет сказать русской, которая приходит убирать, чтобы не натирала пол, а то вот что получается. Кстати, эта русская — милашка, но при ней муж, вроде бы даже не еврей. Давно пора ужесточить закон о репатриации, а злодейка ратует о его послаблении».

Еще одна досадная неувязка случилась в его в общем-то успешной практике. Сначала ничто не предвещало провала, напротив, шло гладко. Уже был пройден момент «сын-самоубийца» и заказаны (еще не куплены) билеты на рейс в Италию. «Этого путешествия вместе я ждал многие годы!» Новая подруга пригласила его на свой день рождения, и Йосеф с удовольствием согласился, но, если можно, он придет в сопровождении любимой женщины, а за ней он закрепит один день в неделю, среда ей подходит? Бывшая жена, она его по-прежнему очень любит, он иногда поднимает трубочку, и как только она слышит его голос, сразу несется к нему, совсем сумасшедшая, такой она всегда была. Ее ведь все знают, милитантная особа — только и делает, что борется за мир! Есть еще одна женщина, она принимает его за плату, ну, когда ему очень нужно, за умеренную плату — исключительно порядочная женщина, ей чужого не надо. И есть одна…

Слез и истерики не последовало. Дама пришла в «свой» день, разложила какие-то выписки и открыла книгу «Сексуальные поведенческие модели» на английском, нацепила очки и прочла: «Недееспособный мужчина, тип поведения «Молодой Казанова», испытывает навязчивую потребность в новых и новых романтических знакомствах, но избегает интимных отношений, широко рекламирует свои амурные победы, часто вымышленные. Сексуальное удовольствие получает от интриги. Пациент, вы никого не узнаёте?» — «Нет». — «Ваш случай классический». — «Вы на что намекаете? Вы что думаете, если вы психолог…» — «Не волнуйтесь так, я хочу вам помочь». — «За что?» — «Импотент не всегда…» — «Вон отсюда!» — «…не всегда понимает, что с ним происходит…» — «Убирайтесь! Вон! Вон!»