Александр Гроссман - Образ жизни

Я пошарил в шкафчике, где-то была нашатырка…

— Кто изобрёл радио? — неожиданно спросил Пётр.

Зинуля прищурилась, ожидая подвоха. — Ну, Попов.

— А итальянцы считают, что Маркони. Шведы лучшие в мире металлурги, и ты с ними на равных. Тебе бы гордиться, а ты ревёшь. Мамочка твоя оказалась в хорошей компании, — обратился он к Кате.

У домашнего философа имелась своя точка зрения: — Проклятые капиталисты, — сказала Катя и вытерла кулачком глаза. Зинуля обняла её, все повеселели.

Пётр поднялся. — Пойду, развлеку Иришу. Хандрит весь вечер.

— А она чего?

— Ребенок тяжёлый. Насилу отходили.

— Большой?

— Грудной. Говорит, родители довели.

— Сволочи! Давить надо, — завелась Зинуля, а я успокоился — вошла в норму.

Пётр шагнул к двери, задержался, обернулся. — А в остальном ты права. Идиотизм какой-то. Живём, как в консервной банке.

Ещё один мазок к полотну «Modus vivendi». В тот день, когда возле парткома вывесили большой плакат со списком лауреатов и поздравлениями, все в лаборатории чувствовали себя неловко. Закончился рабочий день. Пётр устроился поудобней, приготовился собраться с мыслями и поработать в тишине. Зашёл Геннадий и позвал его выйти к «ребятам». На берегу Ижа под деревьями стоили Михаил, пожилой мужчина и женщина с хозяйской сумкой. Поздоровались за руки. Женщина раздала стаканы и разлила водку, не вынимая её из сумки — вовсю свирепствовала антиалкогольная кампания. Пожилой мужчина сказал: — Не переживай, Петя, таких, как ты, инженеров один на тыщу, и то не всегда. Давай, примем граммульку. Мишкина жена принесла. — Они выпили, постояли немного, пожали руки и разошлись.

Я наблюдал эту сцену из окна. Деревья, Иж за оградой с колючей проволокой и сумка, из которой женщина разливала водку, потом уже лица и добрые глаза. Сперва я вспоминаю сумку. Точь-в-точь как Живаго: «И наколовшись на шитьё с невынутой иголкой, внезапно видит всю её и плачет втихомолку» [18] «И наколовшись на шитьё…» — Б.Пастернак, «Разлука». .

Трактор — первое слово, в котором Павлик твёрдо произнёс «эр». Стараясь не вспугнуть двухлетнего сына, неловко листавшего книгу, Ирина записывала радостные восклицания: «О, масосвал! Бетонка-мешалка!» И только автобус он уважительно называл «бабо».

Два случая обратили на себя внимание.

— Дети, — сказала Ирина, — наполним термос сладким чаем…

— Наделаем шарманчиков… — подхватила Катя.

— Пойдёмте, пойдёмте! — запрыгала Маша. Павлик насупился и молчал.

— Павлуша, ты идёшь с нами? — ласково обратилась к нему Ирина.

— А тракторы там будут? — серьёзно спросил Павлик.

В лес Ирина ходила с определителем растений. По дороге она и Катя называли все опознанные уже цветы и травы, Маша повторяла за ними, а Павлик молчал. — Тётя Ира, — кричала Катя с другого конца поляны, — а этот как называется? — Они опускались на траву и начинали листать определитель. — Павлик, Машенька, смотрите — лесная герань. — Павлик скосил глаза, отвернулся и сказал: — Вентилятор.

Мы вчетвером отправились в кино, оставив детей на маму. Моя мама не рассталась с книгами нашего детства. Она их подклеивала, сшивала или отдавала в переплёт.

— Будем читать про доктора Айболита. Идите сюда, садитесь рядом. Павлик, ты идёшь?

— Не хочу доктора Айболита, хочу трактор Айболит.

Мама не растерялась. — Хорошо. Будем читать про трактор. Жил был трактор. Он был добрый. Звали его Айболит. И была у него злая сестра, которую звали Варвара.

— У тракторов сестров не бывает, — сказал Павлик. Слез с дивана и занялся кубиками. Маша опустилась рядом, стала подавать ему кубики, и они завели им одним понятный разговор из жестов и междометий.

Со временем эта зависимость начала беспокоить нас. Маша росла молчуньей, оживала и щебетала только с Павлом. — Что ты ходишь за ним, как хвостик? — раздражалась Зинуля. Маша молчала, радостно улыбалась, завидев Павлика, и бежала ему навстречу. У нас не было выбора, и они ходили в один детский сад, в школе мы их разлучили — определили в разные классы.

Однажды летом они пропали. Играли во дворе под присмотром Кати и пропали. Пётр искал их между домами, мы с Катей аукали в лесу, Зинуля побежала к трамвайной остановке. Не найдя детей во дворах, Пётр остановился и попытался представить, куда они могли пойти. Вспомнил, что на краю квартала закладывают новый дом, и поспешил на стройку. Он рассказывал, что когда увидел две фигурки у котлована, натянутая струна лопнула и на мгновенье силы оставили его. Дети смотрели, как работает экскаватор, Павлик комментировал, Маша слушала.

Зинулю разыскали у гастронома, где она расспрашивала прохожих о девочке в цветастом сарафанчике и мальчике в яркой рубашечке. Зинуля перевела дух и принялась за Катю: — Знаю я тебя. Уткнулась в книгу, детей проморгала. Небитая потому что!

Надо было срочно перевести стрелку, и я спросил: — А ты битая?

Зинуля переволновалась и устала, пошла медленней, сказала спокойно:

— Пороть — не пороли, а затрещинами награждали. Маленькая была — летала, постарше стала — научилась держаться на ногах. До сих пор не понимаю, зачем они ребёнка завели.

Я представил, как эти два мастодонта… открыл, было, рот… Зинуля замахала на меня руками.

— Знаю, знаю. Только скажи…

— Я тоже знаю, — отважилась Катя.

— Скажи, если знаешь, — повернулась к ней Зинуля.

Катя посмотрела на меня, ища поддержки. — Несчастный случай?

— Папина дочь, — вяло сказала Зинуля и пошла вперёд.

Виновники переполоха сидели, насупившись, в ожидании неприятностей. Их настроение передалось Танечке, она тоже нахмурилась и молчала.

— Какого чёрта вас туда понесло? — начала Зинуля с порога. — Твоя идея? На месте твоего папаши я бы всыпала тебе по первое число, чтоб неповадно было. А у тебя что, своих мозгов нет? Чего расселась? Марш домой!

Маша послушно сползла с дивана. Павлик придержал её. Встал сам, подошёл к нам. — Она не виновата. Я позвал её.

— А отказать тебе она, конечно, не могла. Хорошенькое начало. А если завтра ты ещё что-нибудь придумаешь?

— Завтра не придумаю, — обещал Павлик.

— Ну спасибо, успокоил. Чего стала? Иди домой. — Сказано это было уже другим тоном. Маша проворно подбежала к Кате и дала ей руку.

Расстилая кровати перед сном, Ирина увидела под подушкой Петра неровно оборванный по кругу клочок бумаги. Прочитала, села на кровать и позвала Петра. На одной стороне клочка нетвёрдой детской рукой, печатными буквами было выведено: «Черныя метка», на другой — «Если Пашку будеш бидь тибеж хуже буид.»

Пётр обнял жену. — Счастливые мы с тобой люди.

Предупреждение о недопустимости превышения полномочий он запаял в прозрачную плёнку и носил с собой в бумажнике вместе с документами и фотографиями дорогих лиц.