Александр Гроссман - Образ жизни

На стене висел пожелтевший Указ Президиума Верховного Совета СССР от 2 октября 1940 г. «О государственных трудовых резервах СССР», вводивший мобилизациюмолодёжи в возрасте 14–16 лет в ремесленные училища и школы ФЗО. Указ обязывал «… ежегодно призыватьдо 1 миллиона подростков мужского пола для обязательногопрофессионального обучения». Рядом помещалась выписка из Указа от 28.12.40 г. За нарушение дисциплины и самовольный уход из училища можно было загреметь в детскую колонию. Об этом заведении были наслышаны, и никто туда не стремился. Узаконенная эксплуатация детского труда не смущала детдомовцев. Многие, и Петя в том числе, ждали этого часа с надеждой. Закончив кое-как седьмой класс, Петя сменил детдом на интернат, и его стали учить профессии токаря-фрезеровщика.

Подросток, выросший в казенном доме, не тяготился жизнью в интернате. Петя не стеснялся новенькой формы, не чувствовал себя парией, напротив, любовался собой в зеркале, с фуражкой и без неё. Началась работа на станках, Петя ожил и повеселел. Он буквально прирос к станкам, разговаривал с ними, смазывая и убирая, научился улавливать среди ровного шума ворчливые и недовольные ноты. Мастера отмечали прилежание, хвалили его, хотя на самом деле это было нечто иное, подмеченное Никитичем, Федей, кузнецами… На втором году обучения Петя узнал про автошколу при ДОСААФ. Пошёл и был принят. Тоскливыми оставались только выходные и праздники.

В шестнадцать лет он отнёс в милицию справку из Як-Бодьинского поселкового совета и получил паспорт, выданный на имя Зисмана Петра Ивановича, 1938 года рождения, еврея, место рождения не установлено.

Из училища Петя попал на Ижмаш. Перед распределением мастер сказал ему: — Просись в инструментальное производство. Там тебя научат работать на всех станках. — Пете дали хорошую характеристику и рекомендовали, как способного рабочего. Его определили в один из инструментальных цехов, и он вступил в самостоятельную жизнь — с небольшой зарплатой, койкой в рабочем общежитии и долгожданной свободой, которой он не умел распорядиться. В общежитии, в основном, жила молодёжь. Дни рождения, свадьбы, проводы в армию… для «пьянства без причин» [4] «пьянства без причин» — Р.Бернс «Для пьянства есть такие поводы…», перевод С.Маршака. времени не оставалось. Петя заметил, что девушки не обходят его своим вниманием. С одной из них у него состоялся интересный разговор. Они сидели в парке над прудом, как-то к слову пришлось, и она сказала: — Ты и на еврея то не похож. Они все важные, просто так не подойдёшь. А ты ничего, свой парень. Может ты и не еврей?

— Не знаю. Я вроде подкидыша, говорили, не взяли меня из роддома.

— Ну, тогда ты точно не еврей. Уж чего только я про евреев не слышала, но чтоб они детей своих бросали…

— А что ты слышала?

— Разное болтают. Мы для чего здесь сидим? — и она потянулась к Петру. Это был уже не первый случай, когда в нём не признавали еврея. Сомнения эти ни к чему не вели. У него не возникало желания выяснить, кто же он на самом деле.

Весь первый год самостоятельной жизни Пётр пребывал в состоянии эйфории. Идя на смену среди тысяч таких же, он испытывал душевный подъём, приятное чувство причастности к чему-то большому и важному. Он не замечал обречённости в опущенных плечах, следов многолетней усталости на лицах, его не угнетала однообразно тёмная одежда, вохра, бесцеремонно обыскивающая кого ей вздумается… После проходной он шёл мимо цехов металлургического завода. В окнах видна была феерическая картина разливки стали, прокатные станы жадно заглатывали светящиеся полосы, выходя из валков, металл безвольно падал на пол и полз, извиваясь. После вечерней смены Пётр часто задерживался у открытых окон — в ночи эти картины завораживали и будоражили одновременно. Впереди были три года, отпущенные ему до призыва, и виделись они в розовом свете. Сквозь те же розовые очки смотрел он на молодую красивую учительницу, когда она подошла к его станку и стала уговаривать продолжить учёбу в вечерней школе: — От вас ничего не требуется, только назовите мне ваш табельный номер, остальное мы возьмём в отделе кадров. — «Я просто не мог ей отказать», — оправдывался Пётр, направляясь в школу, когда друзья звали развлечься. В заводской вечерней школе рабочей молодёжи требования были не высокие, знания приобретались не глубокие, аттестат получали все, кто хотел, и это уравнивало их в правах со всеми, желающими учиться дальше. Три года Пётр не замечал бега времени. Задумался и оглянулся, когда его сверстники один за другим стали покидать общежитие. Прошёл осенний призыв, потом весенний, Пётр решил, что про него забыли, и пошёл в военкомат. Дежурный офицер выслушал его, порылся в картотеке и сказал:

— Поедешь в школу сержантов учиться на механика-водителя боевых машин. Даром тебя в ДОСААФ готовили? Наберём команду и вызовем. Иди работай.

Пётр не скрывал своей радости. Офицер был приятно удивлён и пожал Петру руку. В те годы армию ещё не разъедала дедовщина и простые парни, вроде Петра, охотно шли служить.

После трудностей и неприятностей первых месяцев службы, Пётр усвоил правила очередного общежития. Казарма подкупала чистотой — никто не валялся на его койке и не брал «поносить» его одежду. Петю не грызла тоска по дому, он не расстался с любимой девушкой и не терзался сомнениями, дождётся ли она его, не писал и не ждал писем. Его привязанностью стали танки. В редкие свободные минуты он шёл на танкодром и мысленно проходил препятствия — здесь отпустить акселератор, а здесь добавить… Он ничего не читал, скучал на политзанятиях, нехотя учил уставы и ждал своего часа. Пётр с первого раза одолел все препятствия и дальше только наращивал скорость. В конце учёбы он с гордостью проделал и аккуратно обшил дырочку для знака механика-водителя третьего класса и отбыл для дальнейшего прохождения службы в кадрированную дивизию, расквартированную в светлом сосновом лесу на берегу Днепра. Там он впервые вошёл в большую реку, подставил тело сильному течению тёмной воды, понежился на тёплом прибрежном песке. Смуглый от рождения, он быстро покрылся ровным загаром, кончики густых чёрных бровей выцвели до пшеничной жёлтизны. Нежданно-негаданно он оказался на земле его предков.

Петру предстояло поддерживать технику в рабочем состоянии и совершенствоваться в искусстве вождения. Он стал водителем танка командира взвода — лейтенанта, недавно прибывшего на эту должность из училища. Прошло немного времени и их сблизило желание постичь мастерство вождения с прибором ночного видения. В армии, наконец, пригодились водительские права Петра. Его часто отправляли за продуктами, строительными материалами или с личными поручениями офицеров. Во время таких поездок молодые люди становились Алексеем и Петром, а о службе напоминала только форма и внушительного вида армейский грузовик. На втором году службы произошло событие, ещё больше сблизившее их.