Александр Житинский - Лестница. Плывун: Петербургские повести.

А дядюшка уже с кряхтением отгибал толстые гвозди у основания двери и в косяке. Справившись с последним, он поддел дверь топором, засунув его в щель, и нажал. Дверь шурша приоткрылась, дядюшка рванул ее уже рукою и распахнул настежь.

— Так, — произнес он удовлетворенно. — Теперь поглядим, что ты на это скажешь!

Кому адресовались его слова, я не могу сказать с уверенностью. То ли Пирошникову, то ли сатане, напустившему на Владимира чертей, а возможно, и Ларисе Павловне. Впрочем, произнеся их, дядюшка счел все же необходимым пояснить свои действия нашему герою, хотя и так многое было ясно.

— Понимаешь, Володька, — доверительно сказал дядюшка. — Это же черный ход, смекнул? Нас ведь так просто не обведешь, — он опять удовлетворенно рассмеялся. — Мы не мытьем, так катаньем, верно?

— Возможно, — сдержанно кивнул Пирошников.

Теперь предстояло убедиться в реальности предполагаемого избавления. Внезапно вперед выступила дворничиха и первой подошла к раскрытой двери, как бы давая понять, что именно она является хозяйкой черной лестницы. Но не успела она ступить за порог, как оттуда, из пыльного и затхлого полумрака, показалась неожиданная и странная фигура человека в сильно помятой, с обвисшими краями зеленой шляпе, в пиджаке, надетом на грязную майку, небритого и тусклого, который с неопределенным мычанием устремился навстречу дворничихе.

— Куды? Куды? — замахала она толстыми ватными руками, и человек, покорно повернувшись, исчез так же быстро, как и появился.

Это видение не остановило нашу экспедицию. Дворничиха вышла первой, за нею дядюшка, приглашая с собой Владимира убедительными знаками и как-то значительно подмигивая и улыбаясь; Пирошников пошел следом, а за ним двинулась бочком Наташа, все еще пребывавшая в раздерганных чувствах, но притихшая.

Когда Пирошников вышел из квартиры, дворничиха уже начала спуск по лестнице черного хода, которая была крайне узка, с железными перилами и небольшими, по четыре ступеньки, пролетами, каждый из которых был повернут относительно соседнего на некоторый угол, так что лестница сильно напоминала винтовую. Посередине, обвитая лестничными ступеньками, располагалась круглая железная, покрытая ржавчиной труба значительного сечения, которая скрывала, если можно так выразиться, перспективу передвижения. С другой стороны пролеты ограничивались стеною, в которой кое-где были утоплены двери, частью обитые дряхлой клеенкой с торчащими из-под нее кусками коричневой ваты, почему-то казавшимися жирными на ощупь. Двери, судя по всему, никогда не открывались.

Дворничиха скрылась за трубой, и там, внизу, послышалась какая-то возня и раздались возгласы. Осторожно ступавший дядюшка тоже повернул за трубу, и Пирошников услышал его тихое испуганное ругательство. Наш герой почувствовал, как сзади к нему прильнула, видимо, со страху, Наташа, взяв за локоть, и это прикосновение ее груди, которое он ощутил мгновенно, как ожог, сбило его дыхание и перепутало мысли. Однако, сделав еще несколько шагов, молодой человек был вынужден переключиться совсем на иные впечатления.

Совершив поворот, Пирошников и выглядывающая из-за его плеча Наташа увидели следующее. На приступочке у глухой двери находилась компания из трех человек, причем один из них, в зеленой шляпе, был уже знаком нашим героям благодаря своему появлению с черного хода пять минут назад. Двое других были под стать ему, причем выделялся тот, который был помоложе и с бородой. Он держал в руке бутылку с темным вином, поставив ее на ладонь, и стоял перед своими приятелями в позе проповедника, а его паства, улыбаясь улыбкой, лишенной оттенков смысла, благодушно смотрела на бутылку в руках бородатого юноши. Дворничиха с дядюшкой, теснясь, располагались чуть выше, и на их лицах тоже играла улыбка, но какая-то странная: там читались и ожидание, и снисходительность, и даже озорство у дядюшки, который уже подавил первый импульс страха, убедившись, что встреченная компания настроена миролюбиво и дружески.

— Тетя Маня, — сказал проповедник, обращаясь к дворничихе, отчего ее улыбка приняла дополнительный материнский оттенок. — Ин вино веритас, как говорили древние, нес па? Выпей с нами, тетя Маня, этого будет достаточно, чтобы твоя жизнь на сегодня обрела смысл и законченность, достойную твоей души.

Паства была в восхищении, которое не могла передать словами. В руке молодого возник стакан, в который полилось рваной струей вино, и через секунду стакан был поднесен к белому фартуку дворничихи с некоторой даже изысканностью. Незнакомец в зеленой шляпе тем временем вытащил неизвестно откуда еще три бутылки и поочередно сорвал с них зубами жестяные зеленые пробочки. Дело намечалось нешуточное.

— Ишь, краснобай, — заметила дворничиха одобрительно, но стакан отодвинула. — И чего вы ко мне повадились?

— Винт, — сказал проповедник, крутнув в воздухе ладонью. — Все винт. Штопор жизни. Это нас устраивает.

Третий из компании согласно кивнул головой, но вновь ее не поднял, а так и остался сидеть, свесив голову вниз и показывая собравшимся худую заросшую шею, окаймленную истертым на сгибе воротничком рубашки.

— Гостя проводить нужно, — продолжила дворничиха, еще более отодвигая стакан, однако он переехал теперь к груди дядюшки и угрожающе качнулся, грозя потерять содержимое. Может быть, поэтому дядюшка, мотнув головой, схватил стакан, и ему ничего другого уже не оставалось, как выпить его, утереть губы кулаком и произнести что-то, похожее на благодарность. Именно так он и сделал.

Однако проповедник на этом не успокоился, а вновь наполнил стакан и поднес его теперь уже Наташе, смотря на нее демоническим взглядом. Наташа юркнула за спину Пирошникова, а наш герой, чувствуя, что наливается горячим и внезапным бешенством, резко и с силою ударил кулаком вверх по запястью подносящего. Трудно сказать, почему он так сделал. Стакан, естественно, разбрызгивая вино, вылетел из руки и со звоном раскололся о ступеньку, причем часть вина попала и на лицо бородатого юноши. В мгновенной напряженной тишине, повисшей над площадкой, особенно значительными выглядели последующие действия потерпевшего. Он медленно нагнулся к черному портфелю, стоявшему у его ног, так же не спеша достал оттуда газету, которой обтер лицо, после чего бросил ее, скомканную, вниз, и она покатилась, мягко перекатываясь со ступеньки на ступеньку. Паства между тем плавно поднималась с приступочки, вырастая за спиной искусителя, как крылья демона, и блуждая взглядами по надменному в данный момент лицу Пирошникова. Между нами говоря, в воздухе пахло грозой.