Геннадий Баннов - За огнями маяков

Выгрузились на неширокий мол, прошли к отгороженной от города пристани. Открылся городок поселкового типа. Поселок ли, наоборот, городского типа. В нем сухо, тихо, тепло. Хоть не везде еще погашены огни, в нем, если приглядеться, наблюдается движение, теплится какая ни есть жизнь. По деревянным тротуарам и выложенным булыжником мостовым один по одному к рынку тянутся корейцы — несут рыбу: на прямых, как палки, коромыслах наздевана свежая селедка, прямо с улова, переливающаяся на солнце всеми цветами радуги.

В кассе небольшого вокзальчика закомпостировали железнодорожные (материковые еще!) билеты, прикинули, что даже на скупой завтрак уже не осталось денег. Первым делом решили умыться. Крана нигде не нашли — не из бачка же кипяченой умываться! Оставив девушек, пошли на перрон. Голоса и рабочие звуки не нарушали утренней тишины. На необычайно узкой железнодорожной колее стоят почти игрушечные вагончики, на фоне их мизерности станционные рабочие — стрелочники, осмотрщики вагонов, проводники кажутся великанами и среди этой миниатюрности ведут себя довольно спокойно и ничему не удивляются. Гигантом же показался и машинист стоящего в отдалении игрушечного паровозика, подставившего тендер под струю воды подле небольшой водонапорной башни. Парни подошли, обратились к возившемуся у крана усатому машинисту.

— Здравствуйте. Водички не дадите — умыться с дороги?

Машинист оказался довольно еще молодым человеком.

— Здравствуйте. Водички не жалко, да видите, какой напор? Холодная, к тому же: окатит с головы до ног. Не простудитесь, конечно, но… забоитесь ведь!

Оглянувшись на Олега, Гоша похвастал:

— Не страшно, мы в Байкале купались.

— Да ведь не устоите от такого напора, об заклад бьюсь, — машинист рассмеялся широкой улыбкой, так что усы его показались на лице лишними.

— Об заклад, дак об заклад. — Задетый за живое, Олег усмехнулся тоже и стал раздеваться.

Гоша тем временем разделся первый и предстал перед машинистом в чем мать родила. Машинист велел стать ближе и, нацелив трубу на голого Олегова спутника, повернул какой-то рычаг: не струя, а мощный поток ударил в Гошину грудь, в голову — под раскатистый хохот машиниста пулей он вылетел на галечный балласт и, дрожа всем телом и выцокивая зубами, сразу к полотенцу.

— Ну, что, и ты попробуешь? — смеясь, машинист обратился к Олегу.

— Об заклад?

— Об заклад, — отвечал машинист.

Олег занял место предстоящей экзекуции, машинист на него загляделся: парень среднего роста, с широкими плечами. И с жестким, как в драке, взглядом.

— Скинь трусики, сдернет их к едрене фене! А никто вас тут не углядит.

Олег откинул трусы в сторону, поставил ноги пошире, пригнулся. Поток обрушился на голову, ударил по спине, по ребрам, ознобил кожу, стал выгонять и выталкивать на гравийный балласт. Сопротивлялся Олег тугому потоку, подставлял шею, грудь, спину. Не уходил. Ледяная струя хлестала в него огромной массой, а он уперся расставленными ногами… Вынудил машиниста уступить: отвести кран в сторону. Огнем пылало тело, докрасна исхлестанная кожа горела. Сейчас, казалось, было совсем не холодно. Утирался, одевался.

— Ну, дак че, еще по разу, что ли? — смеялся машинист.

— Заклад вы уже проиграли, разве что ставку удвоить, — Олег ответил.

— С тобой не стоит связываться: ты и удвоенную выиграешь. А вот твоему другу надо бы отыграться.

Они уже обувались, когда машинист проявил интерес:

— Ну, как там живется-то, на материке? Я уже три года там не бывал: голодно поди и холодно?

— Хлеб есть, не голодно, — дрожа, отвечал Гоша.

— Но бедно, — Олег вставил. — Если говорить честно, главная еда — хлеб да картошка.

— Есть и богатеи, конечно: ходят в рестораны, кафе, — Гоша говорил, думая о пельменной во Владивостоке, где они опрометчиво просадили уйму денег.

— Уж это что говорить. На вас еще, вижу, одежда и обувь, казенная форма. Железнодорожная, как будто? — Машинист поглядывал на кителя, на брюки, на зеленый кант на них. Впрочем приглядывался и к спортивным значкам на кителях. — В каком техникуме учились?

— В железнодорожном.

— Государственных трудовых резервов, — Гоша не преминул уточнить.

— Где такой?

— В Уфе.

— Так вы с Урала! — машинист оживился. — Я ведь тоже оттуда, из Златоуста! Земляки, выходит.

«Земляки» покивали. Знают, недалеко этот Златоуст от Уфы.

— А сейчас вы, стало быть, в Южный? Туда все едут с материка… Поиздержались поди в дороге?

— Есть маленько, — ребята стеснительно засмеялись.

— Ну, что ж, сегодня вы прибудете в Южно-Сахалинск. Это тут недалеко, я вас повезу. Скоро будем отправляться. — Пожал им руки. — Как зовут-то тебя? — задержал Олега. Тот назвался.

— Молодец ты, Олег: выдержал такой напор. И рука у тебя, чую, крепкая. А тебя как?

— Гошей меня. Георгием.

— А меня — Кирилл Матвеич. Еще, может, когда увидимся. Доброго вам пути!

Не окончательно он простился. Отошли — снова окликнул:

— Гоша! Георгий! Вернись-ка.

Гоша подходил, на ходу для сугрева махал руками.

— Слушай, Георгий. Вообще парни вы толковые. И друзья. Ну, а заклад-то я вам проиграл. Вот, держи-ка, это на двоих вам. — Он протянул красную сотенную купюру. Гоша уставился на нее непонимающими глазами.

— Держи, парень, держи, раз проиграл я. Это пригодится вам для начала — покушать, чаю попить.

— Ну, Кирилл Матвеич, это же какие деньги!

— Какие уж особенные? Да, в конце концов, вы можете и отдать, если вспомните. А не мне, так кому другому, когда разживетесь. Раз уж вы резервы государственные. А я, как машинист, сталинский резерв тоже, сюда послан сразу после освобождения Сахалина. Пятый год уже вожу поезда, и все меня тут знают. Так что берите, пока дают. Дают — бери, бьют — беги, так ведь народом сказано. — Он вложил деньги в Гошину руку и, повернув его спиной к себе, подтолкнул.

— Ну, че он, усач этот? — дождался Олег.

— Да вот че, — открыл Гоша ладошку. — Якобы долг отдал. Заклад-то этот.

— Это он-то? Усатый-то? Ну, и молодец. — Олег оглянулся на машиниста, помахал рукой — и опять на купюру. И поднял кверху сжатый кулак — «рот фронт»!

— В конце концов, мы можем ему отдать и рассчитаться. Если, конечно, приведется когда.

— Он сказал: если не мне, так другому кому.

— Ну, и правильно, — Олег подытожил. — Сейчас, раз такое дело, еды накупим, угостим девчонок, а то они на хлебе да на картошке давно едут.

Олег еще обернулся. У водонапорного крана уже никого не было. Паровозик дал свисток и зашевелил рычагами и колесами, стал переходить на другой путь, ему надо было прицепляться к составу. В окно выглянул, улыбаясь, помахал рукой… Парни спешили к своим спутницам, торопились.