Йоханнес Зиммель - Любовь — всего лишь слово

Потом пришла тетя Лиззи. Она обняла и поцеловала меня в губы — отнюдь не как тетушка. По-другому она явно и не умеет.

— Малыш Оливер! Да что я? Взрослый Оливер! Да ты просто красавчик! Не делай только бешеные глаза. Я и так знаю, что ты меня ненавидишь! — Я опять не отвечаю, потому что и она говорит это всякий раз. — Ты ненавидишь меня, как чуму! Но меня это не смущает! А почему не смущает? Потому что я тебя люблю, очень, очень люблю…

Кстати, насчет красавчика: тетенька сама выглядит просто великолепно! Стройная, но с формами. Холеная. Сексуальная. Вызывающая. Раньше у нее были черные волосы. Сейчас они выкрашены в серый с серебряным отливом цвет. Они у нее были уже и рыжими, и каштановыми. Я ее ненавижу. Но по-честному: переспать с такой женщиной для любого мужчины должно быть удовольствием. Она абсолютно не меняется. Сколько ей лет? Сорок? Моей матери пятьдесят пять. А выглядит она на восемьдесят. Тетушке можно дать тридцать пять. Запросто…

Сидя в «Рикардо» и без всякого удовольствия поедая «фирменный ужин», я еще раз внимательно рассматриваю Лиззи. Великолепно накрашена. В платье, которое наверняка обошлось в целое состояние: спереди закрытое, а сзади с вырезом до самой… Одним словом — ясно. Украшения на руках, в ушах, на шее, в волосах — одним словом, вся в украшениях. Во взгляде мужчин, начинающих глядеть на тетку, появляется что-то голодное. А как она смеется! Как объясняется руками, звеня при этом браслетами! Как светятся ее красивые глаза! И как гоняет она официантов…

Папочка тоже не внушает мне ни малейших забот. И он совсем не изменился: громадный, толстый, краснолицый, громкоголосый. В великолепном настроении. Пьет немного сверх меры. Причем, видимо, постоянно. Под глазами у него я замечаю темные круги.

На длинных волосатых пальцах отца перстни. С бриллиантами. По две штуки на каждой руке. Лиззи бесконечно ему что-то внушает. У обоих хороший аппетит. Отец пьет, как бочка. Ест он неловко (как, впрочем, и всегда). У него с тарелки падает кусок мяса.

Лиззи выговаривает ему. Громко. Визгливым голосом. Я слышу каждое слово и другие тоже.

— Деревенщина, — говорит тетка моему отцу. — Даже есть не научился как следует! Стыдно за тебя! Возьми салфетку! Повяжись ей!

И поскольку сам он этого не делает, это делает она. На виду у всех людей. Я прямо-таки ощущаю, насколько ему все это приятно. Он целует ей руку. О, сколько есть способов доставить человеку радость!

После еды они едут смотреть стриптиз. Это заведение находится не в Эхтернахе. Знатоки знают, где расположен «Пигаль». Я следую за ними в такси.

Уже почти полночь, и все люди пьяны. «Пигаль» полон так, что яблоку негде упасть. У моего предка, конечно же, заказан лучший столик у самой площадки для танцев. Здесь мне нечего бояться, что они меня засекут. У стойки бара я снова пью коньяк. У него вкус болотной воды. Папаша пьет шампанское. И без устали, словно восемнадцатилетний, танцует с подругой своей юности. Буги. Румбу. Ча-ча-ча. Любой запыхался бы. Но не мой отец.

Мужчины пожирают Лиззи глазами. В своем черном шелковом платье в обтяжку она выглядит непристойно. Лицо моего предка мало-помалу приобретает окраску вареного рака. Пот течет у него со лба, но держится он железно. Лиззи ходит кругами вокруг него, хлопая в ладони и выкрикивая: «Оле!»

Рядом со мной толстая дама говорит своему немолодому спутнику:

— Посмотри вон на того старого парня! На что он способен! А ты?

— А у меня астма.

— С ним самая обычная шлюха. Но хороша. Должна признать!

— Наверно, какой-нибудь крупный денежный мешок.

Эта пара, должно быть, не местные. Иначе бы они знали, кто такой этот старый парень и его самая обычная шлюха. В Эхтернахе и окрестностях их знает каждый.

Интересно, моя мать все еще беседует с доктором Валлингом о финансовых проблемах?

Тем временем пара, привлекающая к себе всеобщее внимание, возвращается за свой столик. Лиззи ругается. У них снова ссора. Конечно, наигранная. Но громкая! Все должны слышать, иначе мой папа не получит никакого удовольствия. О, мой папа…

— Еще один двойной…

— Сейчас, месье.

Господа наперебой приглашают тетечку. Она никому не отказывает. И с каждым танцует так, словно она его любовница. Так, собственно, всегда и было. Мой отец сидит за столом с осоловелым взглядом, пьет шампанское, поднимая в ее сторону бокал и желая ей здоровья. В какой-то момент другие пары удаляются с танцплощадки, а на ней остается лишь тетя Лиззи с каким-то молодым человеком. И они выдают потрясающую румбу, тут надо отдать справедливость.

Вся публика хлопает, и больше всех — мой отец. Когда Лиззи после очередного танца возвращается к столу, он каждый раз целует ей руки. После румбы она приводит с собой молодого партнера. Тот присаживается за стол, дует отцовское шампанское и ведет себя так, словно моего предка тут вовсе и нет. Папаша внезапно бледнеет и вскакивает. Тех двоих за его столом это не волнует. Мимо меня мой предок, шатаясь, идет в туалет. Меня он не видит.

За столом молодой человек изощренно целует тетеньке ладони, а потом шею. Он что-то пишет на клочке бумаги. Конечно же, телефонный номер и адрес. Она прячет записку. Потом они идут танцевать. Когда отец возвращается, за столом никого нет. Интересно, мать уже спит? Может быть, во сне она разговаривает с доктором Валлингом о том, какой будет свадьба, после того как мой отец помрет, а тетя Лиззи будет сидеть в тюрьме?

— Ча-ча-ча! — весело кричат музыканты.

Около пяти часов утра начинаются выступления. Выходят и раздеваются черные, коричневые и белые девушки. Они дают себя раздевать. Раздевают друг друга. Блондинка раздевает черноволосую. На блондинке коротенький черный дождевичок. Она необычайно нежна к черноволосой. Поцелуи. Объятия.

Когда черноволосая раздета догола, блондинка сбрасывает с себя плащик и тоже оказывается совершенно голой. Они принимают позу, в которой женщины любят друг друга. И свет гаснет.

Это представление взволновало всех мужчин. И всех женщин тоже. Кроме одной — тети Лиззи. Лишь во время следующего номера она получает то, что ей причитается. Изображается сцена из жизни гарема. Но такого, где все наоборот. Голая девушка гоняет по сцене трех почти голых отлично сложенных парней. В руке у девушки длинный бич, которым она все время щелкает, заставляя его пролетать в считанных миллиметрах от мускулистых тел юношей. Лиззи начинает пить один бокал за другим. Ее охватывает волнение. У нее шевелятся губы и нервно подрагивают ноздри. Лиззи что-то говорит моему предку. Тот машет официанту и начинает вдруг страшно торопиться. Выждав окончание номера, они уходят. Пальто уже были для них приготовлены.