Амос Оз - Картинки деревенской жизни

Деревня невелика, и немногие нуждаются в услугах почты. Рядом с почтой стена, в которую вмонтированы личные почтовые ящики, и жители подходят к этой стене, каждый — к своему ящичку, проверяют его содержимое и идут по своим делам. Случается, что час-полтора ни одна живая душа не заходит в отделение. Ада Дваш, бывало, сидит за своим окошечком, перебирает вновь прибывшую почту, заполняет анкеты или складывает доставленные бандероли правильной прямоугольной стопкой. Иногда — так говорят у нас — навещает ее мужчина лет сорока, не из нашей деревни. Высокий, грузный, слегка сутулый, с густыми, сросшимися на переносице бровями, всегда в голубом рабочем комбинезоне и рабочих ботинках. Он останавливает свой бензовоз напротив почты, поджидает Аду на скамейке у входа, поигрывая связкой ключей, подбрасывая ее в воздух и ловя одной рукой. Всякий раз, когда бензовоз останавливается напротив почты или перед домом Ады, в деревне говорят, обыгрывая значение фамилии Дваш [2] Эта фамилия в переводе с иврита буквально означает «мед». : «Вот, вновь ухажер Ады Дваш приехал провести медовый месяц». Не со злобой говорят, а скорее с симпатией, потому что Ада Дваш любима в нашей деревне. Четыре года тому назад, когда муж ее оставил, почти вся деревня была на ее стороне.

У подножия эвкалипта в догорающем свете дня нашел парень палочку, и, дожидаясь, пока Ада Дваш завершит свою работу на почте, стоял он и выводил в пыли фигуры людей, мужчин и женщин. Получались они у него искаженными, словно рисовал он их с отвращением. Но в уходящем свете никто не мог разглядеть его рисунков, да и сам он их почти не видел. Затем он все стер своими сандалиями, подняв при этом облачко пыли. Он пытался найти в своем сердце подходящие слова, готовясь к беседе, которую завяжет с Адой Дваш, провожая ее от почты до библиотеки. Дважды он уже провожал ее и на протяжении всего пути лихорадочно говорил о своей любви к книгам и музыке, но, утонув в потоке слов, так и не сумел выразить свои чувства. Возможно, на сей раз он поговорит об одиночестве? Но она, чего доброго, подумает, что в слове «одиночество» есть намек на ее развод, и это ей будет неприятно, причинит боль. В прошлый раз она сказала ему, что нравится ей читать Священное Писание, каждый вечер, по одной главе перед сном. Быть может, на сей раз он затронет тему любви в Священном Писании? Поговорит о Давиде и дочери царя Саула, которую звали Михаль? Или о Песни Песней? Но его познания в Священном Писании были не слишком обширны, и он боялся, что Ада отнесется к нему с пренебрежением, если он заговорит на тему, в которой разбирается поверхностно. Уж лучше побеседовать о животных, которых он любит, ощущая свою близость к ним. Например, об обычаях ухаживания у некоторых пород певчих птиц. Быть может, с певчих птиц ему удастся перевести разговор на свои чувства. Впрочем, чего ожидать от чувств семнадцатилетнего юноши к женщине тридцати лет? Самое большее, он сможет пробудить в ней жалость. Но ведь расстояние между любовью и жалостью безмерно, как между луной и лужицей.

А тем временем догорел последний свет дня. Некоторые старики все еще сидели на пороге своих домов, задремав либо просто глядя в пространство, а кое-кто вернулся в дом. Улица опустела. От виноградников на холмах, окружавших деревню, доносился плач шакалов, из усадеб отвечали им гневным лаем собаки. Глухой одиночный выстрел потряс темноту. А дальше — только широкая река стрекота сверчков. Пролетят несколько минут, и Ада выйдет, запрет на замок почтовое отделение, направится в библиотеку. А ты появишься из тени, спросишь, как и в предыдущие два раза, можно ли проводить ее.

Правда, он не успел дочитать до конца ту книгу, которую она дала ему в прошлый раз, «Миссис Дэллоуэй», но хочет попросить еще одну, ибо конец недели собирается посвятить только чтению. Разве у него нет товарищей? Подруг? Планов повеселиться? Ну, по правде говоря, нет. Ни друзей, ни подруг. Он предпочитает одиночество, ему нравится читать и слушать музыку в своей комнате. Его одноклассники любят шуметь, любят с головой окунуться в громкую музыку, но лично он выбирает тишину. Так он скажет ей на сей раз, и она убедится, что он особенный, он другой. «Почему же, черт возьми, ты всегда должен отличаться от всех? — не раз спрашивал его отец. — Погуляй, займись спортом!» А мама каждый вечер, бывало, приходила в его комнату, чтобы проверить, сменил ли он носки. И однажды вечером он запер свою дверь. Но на следующее утро отец просто-напросто отобрал у него ключ.

Он прошелся палочкой по беленому стволу эвкалипта, а затем ладонью ощупал свой подбородок, проверяя, по-прежнему ли тот гладок, выбритый всего лишь два часа тому назад. С подбородка он перевел пальцы на щеку, на лоб и в воображении своем превратил свои пальцы в ее…

Незадолго до семи прибыл автобус из Тель-Авива и остановился перед зданием поселкового совета. Из своего укрытия за стволом эвкалипта Коби видел мужчин и женщин, выходивших из автобуса с сумками и свертками. Среди пассажиров он узнал доктора Штайнер, свою учительницу Рахель Франко. Женщины говорили о престарелом отце Рахели, вышедшем из дому за вечерней газетой и забывшем дорогу назад. Голоса их донеслись до него, но продолжения разговора расслышать он не смог, да и, пожалуй, не хотел. Потом все пассажиры автобуса разошлись, и голоса их рассеялись в пространстве. Слышалось только урчание мотора удаляющейся машины. И вновь заверещали сверчки.

Ровно в семь Ада Дваш вышла из здания почты, заперла дверь на ключ, навесила еще тяжелый замок, проверила, хорошо ли все закрыто, пересекла пустынную улицу. Одета она была в летнюю блузку и широкую юбку из легкой ткани. Коби Эзра вышел из своего укрытия и произнес мягко, словно опасаясь напугать ее:

— Это снова я. Коби. Можно мне проводить вас немного?

Ада Дваш сказала:

— Добрый вечер. Как давно ты стоишь здесь?

Коби собирался солгать, но почему-то с губ его сорвалась правда:

— Я ждал вас полчаса. Даже немного больше.

— Зачем ты ждал меня?

— Так. Просто.

— Ты мог пойти прямо в библиотеку.

— Конечно. Но мне хотелось ждать здесь.

— Ты принес книгу, чтобы вернуть ее мне?

— Я еще не закончил. Я пришел попросить еще одну на конец недели. Я закончу обе.

Так он начал беседу и рассказал ей, пока поднимались они вверх по улице Первооснователей, что он, можно сказать, почти единственный в классе, кто читает книги. Другие пристрастились к компьютеру, занимаются спортом. Девочки, да, есть несколько девочек, которые читают. Ада Дваш все это знала, но помалкивала, дабы не поставить его в неловкое положение. Он шел с нею рядом и говорил, говорил безостановочно, словно боялся замолчать хоть на краткий миг: уж тогда она точно догадается о его тайне. Но она-то уже догадалась и спрашивала себя, как не обидеть этого мальчика, но и не пробудить в нем иллюзий. Ей с трудом удавалось удержаться от того, чтобы протянуть руку и погладить его по волосам, подстриженным коротко, кроме маленького чубчика, торчащего петушиным гребешком, что придавало ему детский облик.