Андрей Школин - Прелести

— Значит вон что, с Измайловым произошло… — Данович сам для себя ответил на поставленный вопрос. — И долго он сопротивлялся?

— У меня не только его и Ваши фотографии есть. У меня ещё две.

— Не много?

— Не знаю…

— Можно посмотреть?

— Они у меня не с собой. Они в Сен-Дени, в сумке лежат.

— Там, где живёшь с пацанами гамалеевскими?

— Знаете уже? — поглядел искоса на «мафиозо». — Там, там. Я, можно, Вам…

— Тебе, — отрезал он коротко. — Переходи на «ты».

— Можно тебе вопрос задать? Если не секрет, кто Ва… тебе фотографию Александра дал?

Кто… Тебе… Дал… Фотографию… Александра?

Теперь замолчал он. Долго молчал.

— Расскажи лучше про Измайлова.

— А что рассказывать? Я его знал-то всего ничего. Удачливый бизнесмен. По слухам, перспективный политик. И вдруг…

— Что вдруг?.. — он резко повернулся ко мне, затем погасил эмоции и медленно заговорил. — Ты себе не веришь. Ты внутри себя всё понимаешь, но всё равно не веришь. Я так говорю уверенно потому, что со мной то же самое было. Ты меня искал не только потому, что так надо, но и потому, что хотел себе доказать, что так не надо, что всё это только иллюзия. А сейчас понимаешь, что иллюзия — это как раз твои надежды на иллюзию. А фотографии существуют. И Измайлов — не фантазия, и Хазар вот он рядом сидит, и два других человека… И хочется, чтобы всё это вкупе продолжало оставаться забавной игрой, и понимаешь, что игры давно закончились. А что началось, не понимаешь… Вот для чего я тебе нужен. Но весь парадокс в том, что на самом деле, я тебе нужен совсем для другого. И ты и это понимаешь, не признаёшься себе, но понимаешь, и будешь делать так, как надо! И никуда не денешься, если только не найдёшь способ вырваться из воронки. А ведь до тебя ещё никто не вырывался… — Данович прервал свой монолог, посмотрел на меня вновь и теперь уже совсем спокойно закончил. — Ладно, спрашивай, вижу, много вопросов у тебя накопилось.

Много вопросов у меня накопилось…

У меня много вопросов было до этого вопроса. А теперь остался только один вопрос, но его-то я сейчас задавать не хотел. Да и не решился бы. Да и кому задавать? Спросил, что первое пришло на ум:

— А чьё фото дал Вам Александр? Тебе, в смысле… Тогда, в начале самом.

— Ты думаешь, Александр только фотографии раздаёт?

Бр-р … Ещё раз. Ты думаешь, Александр только фотографии раздаёт?

— А что он ещё раздаёт?

Данович опять промолчал. Вот так: «Спрашивай…» Потом он вместо ответа спросил сам:

— А ты почему меня именно в Париже разыскивал? Подсказал кто?

— В тюрьме воронежской особист один. А может и не особист. Не знаю.

— Опиши его.

Как помнил, описал мужчину, подсказавшего координаты Вагнера. Данович несколько минут анализировал услышанное.

— В Воронеже тоже меня искал?

— Угу.

— Воронеж — родина моя. Я там вырос. Знаешь, в нашем мире поговорка есть, мол, для вора родина там, где он «работает». Чушь. Родина всегда одна… Согласен?

Пожал в ответ плечами. Водяная пыль рассыпалась и тут же исчезла. Фонтаны выплюнули последние капли и разом выключились. Красный флаг, несмотря на расстояние, теперь откровенно издевался над парком. Мой собеседник поднялся со своего места и в фокусе обманутого зрения оказался на одном уровне с полотнищем. В голове почему-то цеплялись за аккорды строчки старой революционной песни:

«Но от тайги до британских морей

Красная армия всех сильней!»

Британские моря ассоциировались с лежавшим передо мной бассейном и выключенными фонтанами. Я уничтожил обман зрения, встал также, и сразу алого цвета знамя переместилось вверх, оставив Саныча на фоне зимнего полузелёного парка.

— Что ж, Андрей, — повернулся он в мою сторону всем корпусом, — будем считать, что разговор состоялся. Разница в движении компенсируется скоростью падения. Александр умнее меня, он подбирает людей по принципу взаимодополняемости. Хотя фонтаны включаются и выключаются ежедневно, длина струи зависит от времени года. Законы природы доминируют над правилами игры. Понимаешь меня?

Самым простым выходом из положения было опять сказать себе, что ничего не понимаю…

Он внимательно, долго смотрел мимо, словно за моей спиной находится то, что интересует его в данный момент больше всего. Затем перевёл взгляд на моё лицо и остановил этот взгляд, уподобившись змее, которая увидела себя в зеркале и застыла под воздействием собственного гипноза.

— Принеси мне те две другие фотографии. Посмотреть. Может, кого знаю.

— Когда принести?

Спросил, и вдруг почувствовал, что если этот человек сейчас уйдёт, я-то ведь останусь совсем один со всем этим на меня навалившимся хламом. Я искал его, и эта цель, на протяжении многих месяцев, оставалась главной и, может быть, единственной движущей силой. А что теперь? Отвёл взгляд в сторону и равнодушно плюхнулся на ту же скамейку:

— Ну так, когда принести?

— Когда? — Данович наклонился и вытер носовым платком птичий помёт с носка ботинка. — В следующий раз.

Возможно, когда-то очень, очень давно, всё было по-другому. Не солнце выныривало с одного края земли и через некоторое время пряталось за горизонт на другом, а, наоборот, земля вращалась вокруг сияющего огненного шара. Сейчас солнце стало маленьким и с завистью глядело на свою покрытую морями, горами, озёрами, лесами, равнинами и людьми соседку. Но время переворачивается и, кто знает, что произойдёт в дальнейшем…

Нельзя сказать, что подобные мысли часто приходили мне в голову. Я сидел в деревянном кресле и, щурясь, разглядывал, хоть и зимнее, но всё же чистое и голубое парижское небо. Всякая чушь, пихаясь локтями и матерясь, пыталась проникнуть в мою черепную коробку, и не было никакого желания закрыть ворота, дабы не впускать вовнутрь всё это безобразие.

Официант принёс ещё один бокал пива как раз в тот момент, когда непонятного цвета, не то зелёного, не то серого, БМВ остановился напротив бара. Автомобиль просто остановился, поэтому мне пришлось сделать большой глоток и, положив на стол пятидесятифранковую купюру, самому выдвигаться навстречу.

— Привет, — проявился на переднем сидении Марат. — Мы тут уже минут десять крутимся, этот бар разыскиваем. Хорошо, тебя заметили.

«Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего», — промелькнули в голове слова старой песенки.

— А я здесь уже с полчаса ванны принимаю, жду…

— Ванны? Какие ванны? — не понял метис.

— Солнечные.

— А-а… — задняя дверца машины приоткрылась, и Марат кивнул через плечо. — Присаживайся, дело есть.

В салоне, кроме водителя и азиата, вытянулся на все свои двести сантиметров длинный здоровый мужик. Тот самый, что недавно преграждал дорогу к автомобилю Дановича. Он неловко потеснился, уступая место справа от себя. Я сел.