Андрей Школин - Прелести

Талолаев сидел на стуле возле перевёрнутого сервировочного столика и, глубокомысленно посматривая на растущие из паласа солёные помидоры, курил сигарету. Дымил не меньше «тауросового поручика». За окном светило солнце.

— Доброе утро, Данилыч, — не вставая, поприветствовал я хозяина квартиры.

— Угу, — неопределённо промычал тот.

— Давно проснулся?

Экстрасенс ответил не сразу. Подумал какое-то время. А затем сам задал встречный вопрос.

— Ты зачем цветок с балкона скинул? В кого метил хоть?

Приподнялся на локтях и, стараясь не наступить в разбросанные по всему полу соленья и окурки, спустил вниз ноги.

— Чего это ты говоришь такое? Мы же вчера трезвые были.

— Да? А за Соломоном кто гонялся с гитарой наперевес? Где он, кстати, сейчас?

— Спит, наверное, в спальне… А что ты на меня так смотришь?

— Он бы уже давно проснулся и орал ходил. Вспоминай, давай, не выпустил ты его в подъезд случайно? Или не случайно. Я уж боюсь про балкон спрашивать. Может быть, ты не только цветочными горшками швырялся.

Возникшую неловкую ситуацию я попытался немного смягчить тем, что принялся собирать с пола и складывать на столик расплющенные помидоры.

— Да сходи же уже в подъезд, посмотри! — не выдержал и минуты моих стараний парапсихолог.

Бросил возню с соленьями и вышел за дверь. Рыжего кота нашёл на самом верхнем этаже. Тот, увидев своего «спасителя», заблажил, точно во время кастрации без наркоза. В руки, разумеется, не давался. Зато Данилович, увидев любимое домашнее животное целым и невредимым, заметно подобрел. И даже сам закончил уборку помещения. В холодильнике, кстати, нашлась практически не начатая бутылка «родимой»…

— Сначала ты вполне адекватный был, — после «лечения» помог восстановить событийный ряд Талолаев. — Мы вместе на остановку сходили, в павильон. Ты пару песен спел. Вполне пристойно. Потом, правда, соседи начали по батарее стучать, но тебя уже было трудно остановить. Про цветы и Соломона сам знаешь. В общем, нормально, творчески посидели.

— Как творческий человек с творческим человеком.

— Ну, вроде того…

— А меня опять гости посещали. Душить пытались.

— И что ты?

— Вспомнил твои рассуждения про пьяные мозги, и следствия подобного опьянения. Только не сильно подействовало. Как душили, так и продолжали душить. Пока не проснулся. И вот ещё что вспомнилось. Раньше, когда я, тоже по-пьяному делу, засыпал, меня какие-то сущности, надо сказать довольно мерзкого вида, из второго тела вытаскивали. Хорошо, проснуться удавалось. Так что, не действует на практике твоя теория.

— Может, у тебя белая горячка? Ты сколько дней пьёшь?

— Да только вчера и с тобой, — взял в руку налитую рюмку. — И сегодня ещё…

Площадь была многолюдной. Мужчины в белых тюрбанах. Женщины в паранджах. Всадники с колчанами за спинами, погонщики верблюдов. Азия…

Покружил над головами, понаблюдал за реакцией народа. Реакция отсутствовала. Либо меня не видели, либо летающие русские в их государстве в порядке вещей.

Для посадки выбрал небольшой свободный пятачок рядом со стеной самого большого здания. Подошёл и погладил одиноко стоящего верблюда. Животное лениво пережёвывало жвачку и также лениво повернуло голову в мою сторону.

— Бяша, — почему я назвал верблюда именно так? Наверное, потому, что моя бабушка этим кличем обычно овец домой заманивала. — Бяша, Бяша…

«Кораблю пустыни» такое имя пришлось по душе. Жевать он начал с гораздо большим вдохновением. Хотел, было, оставить животное в покое, но тут заметил под ногами верблюда валяющийся в пыли медный кувшин. Вроде тех, которые в восточных сказках присутствуют и являются ключом для развития сюжета. Я, в своё время, о такой тюрьме для особо строптивых джинов любопытному Роберту историю сочинил. Опять же, Старик Хаттабыч…

— А что это, Бяша, за посудина такая интересная? Дай-ка посмотреть, — подлез под брюхо и протянул к кувшину руку.

Бяша, до сего момента представлявший собой образец воспитанности, вдруг взбрыкнул с явным намерением попасть копытом в висок. Хорошо, не попал.

— Ты что творишь, скотина парнокопытная? А ну, стоять! — прикрикнул я на своенравного горбатого азиата.

Тот и не думал стоять. Наоборот, принялся изображать из себя необъезженного мустанга. Со стороны картина рисовалась презабавная: Верблюд верхом на человеке. Если бы не сон…

И тут я уподобился древнегреческому мифологическому силачу Гераклу. Разозлившись не на шутку, выпрямился и, взвалив на плечи тушу животного, перенёс брыкающегося упрямца на пять шагов в сторону. Там его бросил, вернулся назад и поднял, наконец, с земли предмет спора с Бяшей. Жёлтый и грязный предмет. Разумеется, исписанный арабской вязью.

— Ладно, будем вызывать волшебника, — потёр бок лампы (или не лампы?) о рукав и, дождавшись дымка из горлышка, аккуратно поставил сосуд в вертикальном положении перед собой.

Я спокойно воспринял явление «Хаттабыча». Для того и совершал ритуальное трение. Вот блуждающие по площади люди «почему-то» разволновались. О них я, на то время, что боролся с Бяшей, к своему стыду, забыл. Забегали, закричали, руками замахали, лошади заржали, верблюды заблажили, всадники сабли похватали, пыль, шум, паника… И только джин, как ни в чём не бывало, вылез из кувшина-лампы и стоял напротив меня, скрестив руки. Всё у него присутствовало в рамках литературного формата — борода, чалма и хитрый прищур глаз. Кстати, если Талолаю Даниловичу не бриться месяца два, очень на этого пленника лампы походить станет. Ещё подумалось, что не хватало джину, для полной драматической развязки «тауросовую» внешность принять. Лучше бы так не думал…

Пришельцы за мои сны, видать, крепко уцепились. «Хаттабыч-то» в «тауросового» не превратился, зато граждане южного города, с вполне знакомыми физиономиями, окружили полукольцом пространство вокруг меня, джина и верблюда. При этом кольцо сжималось.

Мне бы, по законам жанра, поговорить с освобождённым персонажем сказок. А ему, как водиться, назвать своё имя, рассказать, сколько лет провёл в заточении и кто его туда упёк. Однако, озадаченные происходящим, молчали и я, и он.

«Тауросоподобные» азиаты, между тем, подтянулись совсем вплотную. Чего же они не шатаются, если я совсем пьяный повторно у Даниловича вырубился? «Эй, Мозг, часть Высшего космического разума, ты что, не в курсе талолаевской доктрины?» Наверное, мозг, ничего о подобных умозаключениях не знает. Хотя, он-то, как раз, об умозаключениях должен знать всё. Потому как ум живёт в мозгу!

— Ну, так общаться будем или талолаевские бредни анализировать? — первым прервал паузу джин. — Я джин Сулейман. Я восемьсот лет томился в этом кувшине. Теперь…