Бенджамин Саэнс - Я пел прошлой ночью для монстра
- Название:Я пел прошлой ночью для монстра
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Бенджамин Саэнс - Я пел прошлой ночью для монстра краткое содержание
Заку восемнадцать. Он алкоголик, находящийся в центре реабилитации, но не помнящий, как там оказался. И он не уверен, что хочет это вспоминать, потому что с ним, должно быть, случилось что-то плохое. Что-то очень, очень плохое.
Предупреждение: алкоголизм, наркотики, психическое расстройство, упоминания насилия, нецензурная лексика.
Я пел прошлой ночью для монстра - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Я подкармливаю своего монстра, и не знаю, плохо это или хорошо. Что, если я перестану его кормить? Может быть, я сам от этого умру. Наши с Рафаэлем монстры похожи? Интересно, есть ли монстр у Адама? У Шарки-то уж точно есть.
Еще одна мысль: у нормальных и у землян, скорее всего, нет монстров. Но у всех, кто находится тут, определенно есть. И у кого-то даже не один.
Это место все кишит монстрами.
Я уставился на написанное, думая о том, что, может быть, Бог не просто так дает нам монстров. Понятия не имею, зачем это ему, но, фишка в том, что я вообще ничего не знаю о Боге. Мы с ним не очень хорошие друзья. Мы с Богом не доверяем друг другу. Это моя вина? Может, да.
Есть и хорошая новость: я больше не хочу умереть. Во всяком случае, сегодня. Новый день — новые мысли и чувства. Бывают хорошие дни, бывают плохие. Такова жизнь. Не думаю, что знаю, что значит быть живым. Иногда я так сильно нервничаю, что у меня случаются панические атаки. Не нравится мне они. Я до мяса сгрыз ногти и даже начал жевать костяшки на пальцах, но Адам быстро это пресек, связав меня договором — никакого жевания костяшек. «Это границы, которые ты ставишь, чтобы не навредить себе». Да понял я, понял. Каждый день я делаю что-то, что выводит меня из себя. Почему я всегда выкидываю что-то неадекватное? Наверное, потому что я сам — неадекват. Неадекваты действуют неадекватно. Такие уж мы.
Нужно прекращать читать дневник Рафаэля. Это неправильно.
Но я не хочу прекращать.
И это нездоровое желание.
Я составлю в дневнике список. На одной стороне страницы я перечислю свои «здоровые» поступки, на другой — «нездоровые». Но что, если большинство окажется «не здоровыми»? Что тогда?
— Время истории, — улыбнулся Адам, обводя нас глазами.
Мы все прекрасно знаем, что означает эта фраза. Кто-то должен рассказать историю. Не какую-то там, не выдуманную, а свою историю. Это часть сделки, которую мы заключили, чтобы остаться здесь — со временем каждый из нас должен рассказать свою историю. Это часть излечения. « Излечение ». Ненавижу это слово.
Адам посмотрел на меня, и я опустил взгляд в ковер. Я знаю, что когда-нибудь мне придется рассказать свою историю. К тому же я здесь уже больше месяца, а почти все рассказывают свои истории через неделю-две после прихода в группу. Ну что я могу сказать… мы все разные. Я не против этих историй. То есть, я не против самого Времени истории , если только историю не заставляют рассказывать меня.
Адам поинтересовался, что я такого интересного обнаружил в ковре. Эти дни он особенно мягок со мной — это после того, как я расклеился, когда Рафаэль принес на занятие картину с монстром. Мне кажется, что с тех пор Адам смотрит на меня немного по-другому. Мне это не нравится. Я же не чокнутый. Ну, не в себе немного. Нервничаю. Дергаюсь. У меня постоянно такое ощущение, будто я сделал что-то не то и меня вот-вот за это поймают. Выведут на чистую воду. С чего бы это?
Адам все еще глядел на меня, ожидая ответа.
— Что такого интересного ты обнаружил в ковре? — повторил он свой вопрос спокойным, тихим голосом. Доброжелательным. Причем он всегда у него такой. Меня это иногда раздражает.
— Пятно, — ответил я. — Видишь?
— Да, вижу. — Его улыбка теперь больше смахивала на усмешку. — Жизнь немного безалаберна. Ковры покрываются пятнами.
— Да уж.
— Ковры покрываются пятнами, людские сердца — шрамами, — продолжил он.
Я ответил ему насмешливой улыбкой.
— Лучше бы я был ковром.
— Понимаю, — сказал Адам.
— Не думаю, — возразил я.
Иногда я злюсь и становлюсь дерзким и склочным. Но эта не та злоба, при которой я хватаюсь за биту и колошмачу стекла автомобилей. Эта злоба обычная, ни во что не выливающаяся злоба.
Адам пожал плечами — само спокойствие, его ни капли не смущало мое поведение. Я даже беспокоюсь за него. Никто не может быть таким спокойным, находясь в обществе одних ненормальных. На самом деле порой я думаю, что мы не не нормальны, а анти- нормальны. И вот как можно оставаться таким спокойным перед лицом всех нас — анти-нормальных, которые точняк свалились с другой планеты?
Адам не собирался противоречить мне, он лишь заметил:
— Люди ходят по коврам. Ты же понимаешь это, Зак?
Об этом я не подумал.
— Ладно, — согласился я, — наверное, ковром я все-таки быть не хочу.
Адам кивнул, и уголки его губ изогнулись в полуулыбке. Он посмотрел на Шарки, но Шарки, который никогда не откажется поболтать о себе любимом, сказал:
— Не сегодня, чувак. Мне корректируют схему приема пилюль, и я весь в дурмане.
Это правда. Он и выглядит дерьмово, и по ночам лунатит — у него это частенько случается и немало меня пугает. Рафаэль обычно отводит его обратно в кровать, но я все равно успеваю сильно разнервничаться. Я ничего ему не говорю — у него сейчас тяжелое время. Да, сегодня неподходящий день для его истории.
Адам такое слету понимает.
— Я поговорю с твоим врачом.
Он о чем-то задумался, но, видно что-то для себя решив, устремил вопрошающий взгляд на Рафаэля. Тот ответил ему взглядом «ну что ж, ладно» и улыбнулся той самой улыбкой, в которой нет ни капли веселья. Улыбка Рафаэля может означать сотню разных вещей, и не всегда хороших. Но иногда она у него что-то вместо прочищения горла — я об этом уже говорил.
— Я родился, — начал Адам. Он всегда так начинает Время истории — как сказки всегда начинаются с «Жили-были…»
— Я родился, — повторил за ним Рафаэль, — на ферме… — У него тихий, мягкий голос, который приятно слушать. Его голос — как звучание трубы мистера Гарсии. У меня от его звуков переворачивается душа.
Мы все приготовились слушать его историю. У этого парня много чего было, пятьдесят три года — это не шутки, это уже почти старость. Конечно, он не такой старый, какими бывают лет в семьдесят, но и не ребенок давно. Вот только дело в том, что он как раз похож на мальчишку. Носит джинсы и брендовые кроссовки, и совсем не тянет на старика.
В общем, Рафаэль с очень серьезным выражением лица начинает рассказывать свою историю, и его темные глаза не темнеют еще больше, нет, в них, наоборот, загорается свет.
— Моя мама назвала меня Рафаэлем в честь своего любимого художника. Еще она сказала мне, что так зовут одного из ангелов — Святой Рафаэль. Никогда не мог понять, как ангелы могут быть еще и святыми. Меня это всегда удивляло. Мама была религиозной и очень любила меня. Отца я почти не помню.
— Они погибли, когда мне было пять. Нас с братьями и сестрами разобрали родственники. Сестер-близняшек, которым было по семь, взяла себе наша бездетная тетя. Наверное, ей всегда хотелось иметь дочек. Не знаю, может быть, я это придумываю. Один из наших дядьев взял себе двух моих младших братишек, совсем крохотных — им было два и три года — конечно, их все хотели взять. Кто таких не захочет? Дядя с тетей из Калифорнии забрали двух моих старших братьев — одному было десять, другому — двенадцать. У дяди был автосервис, и я подумал тогда, что он хочет, чтобы братья работали для него. Я был прав, они оба стали механиками.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: