Эдвард Эбби - Банда гаечного ключа

Доктор думал. Все эти фантастические усилия — гигантские машины, сети дорог, карьеры, бесконечная лента конвейера, трубопроводы, шламопроводы, загрузочные башни, железная дорога и электропоезда, теплоэлектростанции на угле стоимостью в сотни миллионов долларов; уничтожение целых ландшафтов, разрушение исконных индейских домов и пастбищ, индейских святынь, их кладбищ и усыпальниц; отравление последнего источника и хранилища чистого воздуха для всех соседствующих сорока восьми Соединенных Штатов; истощение драгоценных запасов чистой воды — весь этот титанический труд, и головоломные расходы, и все это разрывающее сердце непоправимое оскорбление земли, и небес, и вод, и человеческой души, — для чего? Все это — для чего? Как, всего лишь для того, чтобы зажечь лампочки в пригородах Феникса, еще не построенных, включить кондиционеры Сан-Диего и Лос-Анжелеса, осветить парковочные площадки супермаркетов в два часа ночи, дать энергию заводам для производства алюминия, магния, винил — хлорида и меди, зарядить неоновые трубки рекламы, придающей смысл и значение (другого значения и нет) Лас-Вегасу, Альбукерку, Таксону, Солт Лейк Сити, всем этим метрополиям южной Калифорнии? Чтобы поддерживать эту фосфоресцирующую, как разлагающийся труп, славу (а больше никакой славы и не осталось), именуемую Центр Города, Ночь, Город Чудес, США.

Они остановились на минутку у железнодорожного полотна. Рельсы описывали огромную кривую через Землю Навахо по направлению к электростанции в Пейдже, семьдесят миль за горизонтом. Они крепились к бетонным шпалам, уложенным на полотно из щебня. Наверху, на кронштейнах деревянных опор, висело нечто вроде высоковольтных троллейбусных проводов. И экскаваторы, и ленточный конвейер, и железная дорога — все это требовало электроэнергии. Неудивительно (думала Бонни) что им пришлось специально построить целую новую электростанцию только для того, чтобы снабжать энергией электростанцию, которая была той самой электростанцией, обеспечением которой занималась эта электростанция — головоломные чары инженеров по освоению новых земель.

— Знаете, что я думаю? Проще простого. Разместим заряд здесь, заряд там, размотаем сотню ярдов провода, установим взрыватель, Бонни положит свои белые ручки на ударник –

— Не говори об этом, — перебил его Док. — Сенсоры …

Летние туристы проносились в своих двухтонных пикапах всего в полумиле от них, буксируя прицепы на пневматике, катера на колесах, багги с широкопрофильными шинами или лодки на верхнем багажнике, некоторые ехали на мотоциклах Кавасаки… Четверка махала им вслед. Леди с голубыми волосами, в темных очках с блестящими оправами тоже махали им, сверкая зубными протезами.

Вернувшись в лагерь а Национальном памятнике природы Навахо, они расстелили карты под вечно шепчущими пиниями на столе для пикников и начали разрабатывать планы. Можжевельник горел и мигал в камине, не давая остынуть кофейнику. Легкий, сладковатый аромат древесины, чудесное благоухание кофе, и запах чего-то еще: Хейдьюк снова уловил запах травки.

Он глянул на Абцуг.

— Брось эту дрянь в огонь.

— Ты же пьешь пиво.

— Я всегда пью пиво. На меня пиво ни черта не действует. Оно не влияет на мои суждения. Кроме того, пить пиво разрешается законом. Нам сейчас как раз не хватает, чтоб нас поймали из-за наркотиков. Один из этих смотрителей обязан появиться здесь в любую минуту. Запах этой горящей травки слыхать за полмили.

— Бонни пожала плечами.

— Док, вы что, совсем не можете подействовать на эту женщину? Заставьте ее бросить эту проклятую сигаретку в огонь.

— Ладно, ладно, ладно уже. — Бонни погасила свою маленькую сигаретку о столешницу и припрятала остаток в трубочку от Тампакса. — Господи, ты так нервничаешь. Что с тобой?

— Что с тобой? — спросил Хейдьюк.

Док задумчиво смотрел в вечерний лес. Смит разглядывал свои ногти. Бонни опустила глаза.

— Мне страшно, — сказала она.

Наступила неловкая тишина.

— Ну, черт, мне тоже страшно, — ответил Хейдьюк. — Поэтому мы должны быть очень — очень — очень осторожны.

— Хорошо, — сказал доктор Сарвис. — Достаточно. Давайте продолжим нашу вечернюю программу.

Солнце садится. Старая луна взойдет около полуночи.

Это будет сигналом.

Док стал негромко напевать на мотив «Зеленые одежды»:

— О, скажу вам, Син O'Фаррел,

Быть готовы мы должны,

Чтобы быть во всеоружьи

В час стареющей луны.

— Верно. И не забыть бы нынче вставить синие линзы в наши фонарики.

— Зачем это?

— Свет фонариков сливается с лунным светом. Не так заметно. Дайте мне вон ту карту, Док.

Они еще раз обсудили возможные планы. Хейдьюк, стараясь извлечь максимум выгоды из их единственного явного преимущества — неожиданности — предлагал свой «Большой Удар»: взять все сразу — железную дорогу, поезд с углем, экскаваторы, силосные башни, и ленточный конвейер — на восходе луны. Больше никогда, убеждал он, не будет уже такого шанса; все это начнут караулить и охранять: вооруженные мужчины станут патрулировать дороги, вертолеты — взрезать небо. Никогда уж не представится такая блестящая возможность. Остальные возражали, колеблясь, выдвигали разные трудности, предлагали альтернативы; Хейдьюк безжалостно разгромил их все.

— Слушайте, — говорил он, — это же так просто. Минируем мост через каньон Кайбито. Абцуг вовсе не нужно сидеть там одной всю ночь. Мина взрывается от давления: как только локомотив ее коснется — ба-бах! Это снесет одним ударом и мост, и состав с углем, и железную дорогу. Наверное, и линию электропередачи тоже; если нет, мы эту заразу обработаем позже цепной пилой Дока, как предлагал Смит. Тем временем в карьере я заложу заряды в двигатели этих драглайнов. Тр-ра-ах! Выведены из строя на месяцы. Простой, ребята. Пока я буду это делать, вы, старина Док, и Абцуг, и Смит, — вы, друзья, загружаете конвейер зарядом взрывчатки с пятиминутным запалом и посылаете его к силосам. Та-ра-рах! И возвращаетесь сюда в лагерь. Живете несколько дней. Ходите в походы, ездите на экскурсии в Бетатакин, Кит Сил. Потом тихонько уезжаете. Не привлекая внимания. Следите за полицейскими штата, переодетыми в индейских хиппи. Убедитесь, что за вами не следят. Никакой этой дурацкой травки в машине. Ведите себя, как туристы. Абцуг, ради Бога, одень платье. Док — ну, о Доке нам нечего волноваться: даже в детских ползунках он будет выглядеть гордо. (Док сердито нахмурился). Выбрось этот номерной знак Калифорнии. Если тебя остановит славный полицейский — улыбнись ему нежно. Попытайся запомнить, что полицейский — друг человека. Будь вежлива с этим сукиным сыном. Встретимся снова через месяц, когда пыль осядет. Там, в стране каньонов. Делать там нашу чертовски важную работу. Будут вопросы?