Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем

Тут они услышали знакомый крик Далаказана и обернулись в сторону шкафа-квартиры соседа.

— Ассаламалейку-у-ум, дорогие соседи! Куда путь держим в столь ранний час?! — закричал Далаказан, сидя в зарослях и вытянув шею. Судя по тому, как он сидел, весь покрасневший от напряжения, не трудно было догадаться, что он удовлетворял большую нужду в своем бесплатном сортире под открытом небом.

— Аааа, Далаказан, это ты?! А где сноха?! И почему шкафа её не видать! Она в город, что ли, ушла за оставшимся вещами?! — спросил Гурракалон.

— Что?! Сноха?! О какой снохе вы говорите, Гурракалон-ака?! — удивился Далаказан, поднимая штаны.

— Ну, это самое, твоя невеста, госпожа Майрамхон бинти Битбылдик, которая пришла из города со своим шкафом на спине, с которой вы познакомились в Интернете через фейсбук!.. — пояснил Гурракалон.

— Да что Вы, уважаемый сосед, о какой Майрамхане бинти Битбылдика говорите?! Нет у меня такой знакомой! Это приснилось Вам, наверно! — сказал Далаказан, потягиваясь и зевая как ленивая кошка.

— Да?.. Серьезно?! И не приезжал её дядя, как его… Дюзаннанан абу Гуслваджип Бакалбакадудукшакал?! И не было никакого несанкционированного митинга, где звучали антиконституционные лозунги?! — удивился Гурракалон.

— Что Вы, мелете, уважаемый сосед, Вы же прекрасно знаете, что я политикой не интересуюсь, наоборот, боготворю нашего многоуважаемого лжедемократора страны, портрет которого я, в знак уважения, повесил на стене своей шкафа-квартиры — ответил Далаказан.

— Ну и дела. Это у меня, наверно, последствия нервного срыва, который произошёл со мной после того, как сель смыла наше рисовое поле — сказал Гурракалон.

— Нет, Гурракалон-ака. Скорее всего, это у Вас после автоаварии, в которую Вы попали в прошлом году! Это, я думаю, пройдет со временем! — пояснил Далаказан.

— Да, может ты прав, сосед — сказал Гурракалон и направился с Фаридой и Ильмурадом в сторону берега. Подходя к глубоким оврагам, они услышали печальный голос кукушки, которая куковала вдалеке на краю поля, где росли юлгуновые заросли. Гурракалон, Фарида и Ильмурад остановившись на минутку, внимая голосу кукушки, и улыбались друг другу. Потом продолжили путь по тропинке, покрытой с двух сторон густыми зелеными зарослями и высокой травой. Спустившись вниз, они сразу почувствовали знакомый запах водорослей, запах ростков риса, которые хорошо были видны в прозрачной воде. То тут, то там квакали лягушки, голоса которых сливались с шелестом тростника, который колыхался на ветру вдоль края шолипои Гурракалонов.

Супруги приступили к работе, а Ильмурад пошел в сторону ущелья, чтобы набрать хвороста, дров и кизяков, а потом развести огонь и приготовить чай на костре. Над рекой и над песчаным островом летала стая крикливых чаек. На ветвях старого чахлого лоха сидели голубые вороны и каркали, широко раскрывая клювы. Вдалеке тарахтел бульдозер оранжевого цвета, и работали дехкане-рисоводы. Гурракалон начал разбрасывать фосфорит, а Фарида, вприклонку, выкорчевывала с корнями дикие водоросли, такие как «хилал», «курмак» и метала их за пределы поля. Водоросли, которые швыряла Фарида, с корнями летели по воздуху, словно медузы в море, и прилипали к почве на краю поля как намагниченные.

Тут они увидели, как кто-то спускается по крутому спуску на велосипеде с жестяной бочкой и с насосом-опрыскивателем, установленными на багажнике. Разогнавшись, человек потерял управление, упал и кувырком покатился по земле, поднимая облако пыли. Увидев это, Фарида с Гурркалоном засмеялись. После того как пыль рассеялась, человек, ругаясь нецензурными словами, поднялся. Потом поднял свой велик с жестяной бочкой и с насосом-опрыскивателем и продолжил спускаться вниз пешком, весь в пыли, белый как мельник.

Это был сосед Гурракалона по шолипое Парпеддун Паттиё. По природе хмурый и молчаливый, Парпеддун Паттиё, придя к своей шолипое, заправил свой опрыскиватель, влив в него из жестяной бочки добрую порцию пестицида, который привез в жестяной бочке на велосипеде, и начал опрыскивать свою шолипою, чтобы избавиться от диких водорослей. Он работал в тумане парящих в воздухе пестедцидов без всяких защитных средств, без противогаза, без респиратора. Поскольку ветер дул со стороны Парпеддуна Паттиё в сторону Гурракалонов, супругам невозможно стало дышать из-за вонючего запаха ядовитого препарата. В результате им пришлось временно покинуть шолипою, и они перебрались на противоположную сторону, чтобы спастись от удушья. Фарида с Гурракалоном решили посидеть у костра, который развёл Ильмурад. Они ждали, пока их сосед по шолипои Парпеддун Паттиё не закончит опрыскивание ядовитом препаратом свою шолипою.

— Вот, гад, а! Он даже не знает, что своим гнусным деянием нарушает равновесие природы, загрязняя экологическую среду — сказал Гурракалон, глядя на Парпеддуна Паттиё, который всё работал, двигаясь сквозь туманы пестидцидов.

— Не сердись, на него, дорогой, а то снова устроишь драку, как в тот раз. Возьми себя в руки и усмири свой гнев. Спорить с ним бесполезно — сказала Фарида, успокаивая мужа.

Илмурад смеялся, глядя на потешные действия соседа по шолипои Парпеддуна Паттиё, который даже не поздоровался с ними. Костер всё горел. Серый дым поднимался в небо, словно змея, а язык пламени, поедая дрова и кизяки, выбрасывал с треском алые искорки в воздух.

Тут случилось нечто драматичное и смешное одновременно. Сосед Гурракалонов по шолипои Парпеддун Паттиё, который работал в тумане витавших в воздухе паров пестицидов закачался, словно боксер на ринге, который попал в нокдаун и, спотыкаясь, упал.

— Ие, что с ним происходит?! — сказал Гурракалон. Наверно, он отравился пестицидом, ё мое!

И они втроем побежали в сторону шолипою Парпеддуна Паттиё, чтобы оказать ему первую медицинскую помощь. Когда они пришли туда, закрыв свои носы, Парпеддун Паттиё лежал со шлангом опрыскивателя в руках, задыхаясь и глядя в вечное небо широко открытыми глазами, словно человек, который слушает печальные песни ангелов. Гурракалон с Ильмурадом вошли в шолипою и вытащили оттуда Парпеддуна Паттиё, держа его за руки и за ноги. Потом подтащили его к костру, и стали приводить его в чувство, ударяя ладонями по щекам. Наконец Парпеддун Паттиё пришел в себя и начал говорить.

— Где я? Кто вы? — спросил он.

— Вы находитесь на берегу реки «Тельба дайро», близ села «Таппикасод», где мы с вами родились и живем. Теперь вспомнили, Парпеддун Паттиё — ака?! — спросил Гурракалон.

Но, к сожалению, Парпеддун Паттиё ничего не смог вспомнить. Он начал плакать слабым голосом.

— О Господи, я даже не предполагал, что тот свет, куда ушли наши предки, так похож на наш грешный мир! Теперь я спокоен. А то, Господи, я всю свою собачью жизнь сумливался в том, что Ты есть, и существует иной, вечный мир! Я больше всего боялся попасть в мир, где вечно царит только одно время года, где не падает снег, вихри снежные крутя. Где не бывает пурги, сквозь которую я любил брести в подвыпившем состоянии, шатаясь из стороны в сторону и лениво, всю ночь, до самого утра, напевая песню, с горькими слезами на глазах. Я мечтал попасть в мир, где с шумом падают ливневые дожди, где можно сидеть в ночном кабаке и, глядя в окно, следить за дождем, который льет как из ведра, принося сердцу радость, уют и спокойствие. Сидеть, попивая глоточками вино или водку, и мысленно летать, ухватившись за длинный и пушистый хвост раздумья. Слава тебе, Господи, что переправил меня, грешного раба своего, в этот мир. Я признаюсь, Господи Всемогущий, что я совершил немало грехов при жизни. Пил водку, играл в азартные игры, по пьянке бил свою бедную жену, которая, в конце концов, повесилась на балке коровника с помощью ремня от моих брюк! Я закопал её в том коровнике, где она повесилась, чтобы не возится по моргам и следственным изолятором, по прокуратурам, тюрьмам и лагерям. Для этого я в деталях разработал хитрый план действий. Женщинам и своим детям, которые спрашивали о ней, сказал, что она сбежала из дома и пропала без вести. После этого я стал свободным и начал коротать свои дни с проститутками в грязных притонах, где валяются порванные женские колготки, трусики и прочие использованные вещи. Я тешился так до того момента, пока не прихватил сифилис. Хотя я испытывал невыносимую боль, и мой этот самый инструмент загнивал день ото дня, как орган мертвеца-зомби, я не обращался к врачам-венерологам. Наоборот, продолжал контактировать с девицами легкого поведения, распространяя в обществе страшную заразу под названием сифилис. Спрашиваю себя, почему, и сам себе отвечаю — потому что я не хотел болеть один. Ну, думаю, как-то скучно одному, болеть. Хочу чтобы другие люди тоже заражались, со мной за компанию. Чтобы веселее было. Вот такие вот, вкратце, мои признания в грехах, которые я совершил при жизни. Господи. Ты, это самое, смягчи наказание, которое я заслуживаю, Боже, прикажи своим жалостливым ангелам, чтобы они в судный день не волокли меня лицом по земле и не бросили в огненную реку Ада, в которой бушует лава, как расплавленный металл в плавильном цеху металлургического комбината! — сказал Парпеддун Паттиё.