Диана Виньковецкая - Америка, Россия и Я

Ароматный поток этого букета разносился по всему нашему академическому дому, и все проходящие мимо облизывались и глотали слюнки.

Юбка подшита, игрушки собраны, кто‑то даже наделал лишнего — успел протереть пол в кухне влажной тряпкой. Всё готово к приёму. И все помощники удалились.

Входят вместе с Яшей мужчина и женщина. Сначала я опишу мужчину. Он был изысканно красивый, высокого роста, смуглый, с правильно чёткими чертами лица, с барельефным носом и чуть–чуть миндалевидными глазами, будто бы с налётом восточного происхождения. Вошедший человек никак не совпадал с моими ожиданиями и представлениями об американском мэре. Во-первых, слишком молодой; во–вторых, без величественности; в–третьих, без сигары, без солидности. Он больше напоминал нашего утомлённого киноактёра, но никак не мэра американского. Женщина была тоже стройного роста и молодая, но не такая красивая, как её спутник.

Яша мне и моим подружкам запретил говорить о других женщинах, что они страшные или безобразные.

— Самое большее, что вы можете, девочки, сказать о некрасивой женщине, — «своеобразная». Посмотрите на себя!

После этого замечания я и мои подружки говорили про кого‑нибудь: «Она очень своеобразная».

Мэрша была немного своеобразная.

Яша представил нас друг другу. Илюшу гость пообещал покатать на пожарной машине, когда мы окажемся в Америке. «А, понятно, — подумала я, — к нам пришёл пожарник, а настоящий, величественный мэр остался в гостинице». Хотя гости уже не были в столь высоком звании мэра и мэрши в моих глазах, я всё равно стала угощать их обедом, улыбаться, подавать, подливать, подносить. Иногда мне перепадали какие‑то переведённые фразы, но, в основном, я ничего не понимала в происходящем разговоре. Для интереса Яша пригласил ещё двух наших друзей, знающих английский язык, и они беседовали, ели и пили водку, настоенную на черноплодной рябине, закусывая солёными рыжиками. Говорили, что всё вкусно, улыбались.

Жена пожарника — пожарница — подарила мне колготки, что подтвердило мои представления о бедности прибывших. «Мэрша‑то, — подумала я, — могла бы подарить что‑нибудь посолиднее». А я в ответ преподнесла ей брошку — красивый флюидальный агат, найденный одним геологом, в обрамлении филигранных волнистых узоров серебра, — вручную сделанную знаменитым художником–ювелиром. «Зачем я так размахнулась?» — через некоторое время подумала я.

Когда мы проводили гостей, я спросила Яшу:

— А почему к нам мэр не приехал?

— Кто же, по–твоему, это был?

— Пожарник.

— Твоё знание английского языка отстаёт от твоих благих намерений. И, как известно, куда они…

— Не продолжай! Не продолжай! Всё равно брошку жалко!

Утром следующего дня мэр позвонил Яше, сказав, что если это не разрушает наших планов, то он намерен бросить возглавление делегации мэров и шерифов и отменить для себя все официальные приёмы, визиты и экскурсии, а быть сам по себе с Яшей и нашими друзьями: посмотреть и окунуться в реальную жизнь — мэр-диссидент! — в литературу художественую.

У нас никаких личных планов не было — только государственные.

«Три дня в ленинградском подполье» — так называлась статья в сиракузской газете о визите мэра к нам. Мэр, забыв американских и советских мэров и шерифов, пошёл ходить по интересующим его местам. Перво–наперво, все проехали по маршруту «Петербург — Гражданка» в автобусе номер 100 — «сотке», как все говорили.

— Интересно посмотреть, — сказал мэр, — как работает муниципальный транспорт?

В автобусе нас стиснули со всех сторон, ни шагу нельзя было сделать, ни разговаривать, ни сидеть, можно было только шевелиться и слышать сопение. Но кошелька не украли, цепочку не сорвали, — не то что в ихней Америке!

Хотя мэр подметил, что многие личности едут, не платя за проезд.

— «Зайцы» у нас называются такие пасса–жиры. А у вас как?

— У нас нет специального названия, потому как бесплатно никто не может никуда проехать.

После остановки «Финляндский вокзал» народ схлынул, и тогда одна бабка пощупала у мэра материал на пальто, а другая сказала мэрше, чтобы она шапку надела, а то простудится.

— Чай, не молодуха, так вырядиться!

Но как только слышали иностранную речь, то расступались и услужливо усаживали на инвалидные и детские места.

Осматривая новое поселение вокруг Петербурга — окрестности нашей Гражданки, — мэр поразился размахом построек и свободным обращением русских с пространством.

— Выглядит как широкая пустыня с раскиданными на ней домами!

— Земля у нас бесплатная, и все необъятные просторы застраиваются вдоль и поперёк, в длину и в ширину, расползаются, а не теснятся на пятачке. Размашисто живём, господин мэр!

— И не используются пластиковые материалы, — добавил мэр, обозревая новые стройки.

Мэрша удивлялась, что все тепло одеты, в шубах, в шапках, укутанные, будто в девятнадцатом веке, хотя кругом пахнет бензином.

— Запахи везде естественные, — почему‑то сказала она.

— Хотим заглянуть в магазины. — Рядом был гастроном. Там мэра озадачило множество отдельно стоящих людей — очередей, «линий», как он выразился.

— Всё нужно отстоять? За всем отдельная очередь?

Счёты с косточками, летающие в руках кассиров с такой быстротой и энергией, как на электронной машине, удивили их так же, как и рыба, живая, которую взвешивали на весах, а она подпрыгивала, подскакивала и выскальзывала из рук продавцов, но её продолжали с невероятной быстротой помещать в бумажные кульки, где эта животрепещущая рыба продолжала вертеться, шевелиться, опять оттуда выскакивать, везде валяясь: на полу, вокруг магазина, на дороге, как на дне высушенного океана или после отступления наводнения.

— У вас магазины названы по продуктам: «Рыба», «Мясо», «Молоко», да?

— А у вас как?

— По именам хозяев. Кто владеет у вас магазинами?

— Народ.

— А кинотеатр чей?

— Тоже народный.

— А почему рядом другой не откроют, если в этот такая очередь? Кто заинтересован в доходе?

— Слово «доход» наш народ смущает, и наши люди выше этих буржуазных понятий.

— А почему вся толпа идёт в одну дверь, хоть рядом есть другие?

— Они закрыты.

— А почему?

Даже Яша не мог ответить на этот вопрос.

Приехали на колхозный рынок.

Тут каждый убедится, что он в империи, а не в стране с тремя эстетами и бабками. Столько экзотических людей торговало на рынке! Кто?

Кто это с дынями и тюрбаном на голове? Представители всех тюркских племён — потомки Узбек–хана, Абул–Хаира: кара–киргизы, сарты, туркмены. Кто разложил на прилавке творог со сливками? Литовские рыцари — потомки ятвягов и жимудин. Потомок Чингиз–хана в виде рябой бабки отвешивал крахмал стаканами. Потомки царицы Тамары — горцы бывших царств Сванетии, Гурии, Мингрелии, царили на рынке, продавая поштучно мандарины и лавровый лист. Гуцулы с кренделями для вина и одеялами. Эскимосы, ханты–мансы с лососиной и медвежатиной. Народы торговали на Ситном рынке.