Диана Виньковецкая - Америка, Россия и Я

— Ваш человек, — говорю я, — вымылся у нас в ванне и исчез…

— У вас очень острый язык, — опять едко говорит мне Горилла.

— Не только язык, но и ум, — отвечаю я…

Они, видно, не знали, как от меня отделаться и отвязаться. На их радость, пришла моя сестра Оля, и я стала переговариваться с ней с балкона. Кричать:

— Купи чай, сахар!

— Денег нет! — отвечает она.

Я сбрасываю ей с балкона кошелёк.

— Что вы сбросили?

— Деньги! Не «Архипелаг ГУЛАГ» (одна из первых книг, привезённых на груди Натали Ниссен, была у нас глубоко спрятана). А вы что думали? Стихи? Кому‑нибудь по башке стихами… Насмерть.

А музыка играет… Плёнок большое количество. Коллекция большая. Старые книги. Статьи. Новые книги. Много. Книги идут с полок на стол…, на просмотр пристойного их содержания, совпадающего с требованиями коммунистического идеала, удовлетворяющего… идут на инспекцию…

На суд идут произведения. На казнь приглашаются книги. «Критика отвлечённых начал».

Владимир Соловьёв. — Прошла «Критика». «Лётчик Тютчев–испытатель» — Б. Б. Вахтин.

— «Ну, ничего, с душком; но ничего…» Обратно на полку. Подозрительное — «Маска красной смерти»… Эдгара По… Драма Ибсена — «Когда мы, мёртвые, проснёмся?» — Пронёсся вихрем роман Мережковского «Антихрист»… Побывали на столе многие: поэма Пшебышевского «Стезёю Каина»…, «Вырождение» Макса Нордау… Идёт…

Звонят в ставку. Свои машины они «отпустили» давно — ожидали несметного улова, но… Слушаю. Интересно.

— Ничего нет! Ничего нет! — говорит майор. — Но книги интересные.

Видно в трубке настаивают, что есть, мол, ищите. Тогда майор обращается к Яше:

— А где литература?

— Нету, — говорит Яша.

— Где?

— Нету! — повторяет Яша.

— А ведь была? — задумчиво, нараспев, подмигивая, понимающе говорит майор.

— Нет, — говорю я.

И не было! Не было ни Достоевского! ни Гоголя! — никакой литературы не было. Не было!

И вдруг вижу в открытом шкафу стоит колба и охладитель от самогонного устройства, принесённые мною с кафедры. Ну, думаю, литературы нет, а за самогонку — будет стыдно… Но майор и не думает о материальном–низменном. Его тянет к возвышенному, к стихам, к музыке… к литературе… к скрипке… Хочет поэзии. Стихи… Стихи где?

«Скоро чёртик запросится ко святым местам»…

Обыскавшись, понятых отпустили, видят, что кроме журнала «Тайм» на иностранном языке и повести писателя В. Марамзина «Блондин…» ничего не отыскивается. Пишут протокол. Кот вышел из комнаты, за ним выбежал Даничка.

— Какой у вас кот рыжий, красивый! — приятно говорит лейтенант.

— Кот у нас независимый, — отвечает Яша. — Мышку съест — и никто с него ничего не спрашивает. У него нет свободы, но и нет ответственности. А не поехать ли вам со мной в экспедицию? на природу? — говорит Яша этому молоденькому лейтенанту, который явно симпатизирует Яше.

— Каждому своё, — отвечает лейтенант.

— А вы знаете, где эти слова были написаны? — спрашивает Яша.

— Знаю, я был там с экскурсией.

Коту — мышку! Каждому по своей мышке. У кого есть свобода? У кого есть мышка?

«Ибо вечность — богам, Бренность — удел быков…»

Опять звонят в ставку. Майор что‑то бормочет невнятное… Потом соглашается:

— Гражданин Виньковецкий! Собирайтесь на допрос. Поедете с нами.

— Я не брит, — отвечает Яша. — Я побреюсь. — И надолго уходит, запираясь в ванне…

Они одеваются: на Горилле пальто с роскошным воротником — у него импозантный вид, встретишь, подумаешь, кинорежиссёр; стоят ждут, грустные, необогащённые, голодные… Без малого восемь часов работали.

Обыскались.

Я забыла сказать, что я мясо жарила, так что у самой слюнки летали по всей кухне. Выйду в коридор — понюхаю, хорошо пахнет; ещё добавляю разных тонких ароматных приправ… Опять нюхаю. Ну, думаю, наслаждайтесь запахом… наслаждайтесь видом красивых картин, музыкой, книгами. Наслаждайтесь запахом свободных действий.

Я стою рядом. Майор вдруг у меня спрашивает:

— Почему вы уезжаете?

(Видели заполненный вызов?)

— Что? — переспрашиваю я.

— Почему вы уезжаете? Вы же русская?

— Кто? Я?

С изумлением все смотрят на моё славянско-татарское лицо, будто впервые меня заметив. Я продолжаю:

— Я? Русская? Если и есть кто «русский» в нашей квартире, тут, — так это мой муж Яша — человек русской культуры, глубоко знающий русскую историю, русскую философию — чего мы с вами — не знаем.

— Мы заметили, что вы невероятно высокого мнения о своём муже, — говорит майор. — Но…

И я его перебиваю:

— Ореол можно, а «русский» нельзя? — Пауза. — Слишком, по–вашему?

Они молчат.

— Уезжаю, чтоб увезти любовь к России и к русским, и ваш визит мне поможет. До свиданья.

Я ушла в комнату, а они ещё стояли, поджидая Яшу.

Вечером следующего дня Яша, переворачивая плёнки, укладывая и проверяя, включил магнитофон.

Прислушиваюсь — звучат искомые стихи, читаемые автором… Вслушиваюсь…

«Слава Богу, что я на земле без отчизны остался…»

После моего рассказа про обыск и про КГБ, немного поговорили о ФБР, сравнивали и прикидывали, пришли к выводу, что агенты ФБР не заинтересуются поэзией и литературой. Хотя кто знает?

Когда тут к нам приехали агенты ФБР, то один из них захотел привести к Яше своего сына, огорченного капиталистическими воззрениями на мир, чтобы тот послушал Яшины обоснования, разволновавшись, как бы сын не задумал коммунизм строить в Америке, борясь с империалистической экспансией.

Джейн начала критику американской политики: и про войну во Вьетнаме, и про хищническое засорение окружающей среды, и про нищих, и про бездомных. Кто с ней соглашался, кто нет.

Я слушала, как красиво и вежливо возражали, многозначительно молчали, обсуждали, без наших душераздирающих эмоций.

— Я, — говорит Люба, — по всему миру насмотрелась, наездилась — и лучше Америки ничего не видела. Я с таким удовольствием, приезжая, слышу: «Welcome home!».

— Тут, конечно, есть проблемы, — вступил Гейлен, — и демократия не идеальный строй, но ничего лучшего не придумано. Как ведёт свою политику моя любимая Франция?

— Мои родители, — сказала Люба, — считают, что монархия — самый лучший способ правления. А кто‑нибудь в России так думает?

— В России водятся подпольные монархические движения, считающие, что нужно восстановить монархию. Но (я смеюсь) где отыскать господина монарха? Может, где‑нибудь и завалялся среди комсомольских товарищей? Мне никто не попадался, хотя бы отдаленно напоминающий правителя, умеющего господствовать над своим «против» и «за»; правда, мой приятель, работающий психиатром на Пряжке в психбольнице, говорил, что у них водятся и Наполеоны, и Александры Македонские, и даже Пётр Первый был в двух лицах, но и там, говорит, в основном алкоголики с параличом воли. За семьдесят лет у нас повывелись царственные люди, остались только косточки от великого русского народа.