Александр Беатов - Время дня: ночь

Полина Ивановна всю ночь не спала.

Наутро они поехали в диспансер.

В очереди к врачу оказалось около десятка человек. Каждый заходил в кабинет и находился там подолгу.

В помещении было тускло, хотя день был солнечным. Какая-то молодая женщина, с годовалым ребёнком на руках, дожидалась здесь неизвестно чего. И Сашка в шутку подумал: "Неужели может быть болен даже такой маленький ребёнок? Или, его принесли заранее?.."

Мысль была глупая. Вспоминая вчерашний скандал с матерью, он хотел было уколоть её, сказать: вот, смотри, как хорошие родители заботятся о своих детях и как заранее "отмазывают" от армии.

Примерно через пол-часа пришла другая молодая женщина, спросила, кто последний и села напротив Сашки, рядом с каким-то подёргивающимся дебилом, дожидавшимся своей очереди. Саше показалось это подозрительным. Женщина могла бы выбрать и другое кресло. Прошло примерно минут сорок. В течение которых Саша с матерью ни о чём не говорил. С собой он не взял даже книги, чтобы как-то случайно не показать своё "благополучное", как он считал, настроение. Однако, если бы у него и была сейчас книга, то навряд ли он смог бы её читать. Мысли его то и дело проверяли всевозможные логические ходы: он вспоминал мельчайшие подробности вчерашнего разговора с врачом и матерью, анализировал, почему врач спрашивала о том или другом, предполагал, о чём она станет расспрашивать мать и как та, вероятно, ответит на тот или иной вопрос. За внешним его спокойствием крылась настоящая одержимость той целью, которую он поставил перед собою. И поскольку игра была начата, и на кон поставлена невесть откуда взявшаяся крупная сумма, то и на средства, оправдываемые рискованной целью, Сашка готов был почти что любые…

Перед тем, как подошла их очередь, подозрительная женщина, что сидела напротив Сашки, неожиданно поднялась и вошла в кабинет, бросив на ходу Сашкиной матери:

— Извините, я на минутку!

И действительно, она не пробыла в кабинете долго, вышла и "растворилась" в коридоре. А Сашка вспомнил предостережение: "Бойся стукачей".

Когда мать вышла из кабинета психиатра, Сашка был по макиавелиевски рад, увидев её заплаканное лицо. Вот почему он почувствовал даже некое удовлетворение, когда мать сказала срывающимся на плач голосом:

— Оказывается, ты на самом деле серьёзно болен!

На улице они остановились, посидели на скамье, пока Полина Ивановна не успокоилась и не смогла сказать следующую фразу:

— Никогда не думала, что ты так сильно болен! Завтра тебя кладут в больницу!

— Да не они кладут, — возразил сын. — Я сам этого захотел! Поэтому и кладут.

— Нет! — отвечала Полина Ивановна сквозь всхлипы. — Я всё рассказала про тебя! И то, что ты не хочешь — в армию! И мне ответили, что как раз это и свидетельствует в первую очередь о том, что ты действительно болен! Болен не просто, а действительно! Понимаешь? Ведь все нормальные хотят армии!

— Хотят?! Нормальные?! — воскликнул Сашка.

— Да, хотят!

Сашка понимал, что бессмысленно что-либо объяснять и, чтобы переключить разговор на другое, спросил:

— Что это у тебя?

— Конверт, с направлением! — ответила мать, снова переходя на плаксивые интонации и поднося к глазам платок. — Запечатанный… Открывать нельзя…

"Значит всё! " — сказал себе Сашка. — "Решилось!"

Весь день ушёл на сборы в больницу. Мать несколько раз ходила в магазины, покупала для сына предметы первой необходимости и вместе с ними — съестное и конфеты.

Вечером Саша дозвонился до Володи, который оказался пьяным от продолжавшейся до сих пор встречи со своим приятелем, Сашкиным тёзкой, который никак не мог покинуть его жилище, вырывал у дворника трубку, звал Сашку приехать с вином.

— Завтра меня кладут в больницу, — сказал Саша уже не в первый раз, не включавшемуся в разговор Володе.

— Какую больницу? — услышал он пьяный голос приятеля.

— Психиатрическую, — ответил Саша.

— Остроумно! — сказал Володя, не понимая Сашу до конца.

— У меня осталась твоя книга, — сказал Саша.

— Какая книга? — недоуменно спросил дворник. — Хватит дурака валять!

— Психиатрическая, — пошутил Саша.

— Какая?

— Возьми бумагу и ручку и запиши, что я скажу.

— Подожди…

Володя надолго пропал. Сашка вслушивался в треск и пощёлкивания в телефонной сети. Наконец, послышался голос его приятеля:

— Ну, чего ты хочешь?

— Записывай!

— Записываю…

— Звонил Саша, — стал диктовать Сашка, — И сказал, что ложится в больницу…

— Какой Саша? — спросил пьяный голос.

— Волгин, — ответил Сашка и продолжал: — Библию забери у его родителей. Записал?

— Передай ему, — услышал в ответ Сашка, что он — сукин сын!

Саша положил трубку, тяжело вздохнул.

Утром он проснулся в половине седьмого, как на работу. Появившаяся сразу мысль о больнице не дала уже заснуть, и он поднялся. Умывшись, вернулся в свою комнату, взял Библию и, наугад открыв её, прочёл:

"Когда же Он приблизился к городским воротам, тут выносили умершего, единственного сына у матери, а она была вдова; и много народа шло с нею из города. Увидев её, Господь сжалился над нею и сказал ей: не плачь, и подойдя, прикоснулся к одру; несшие остановились; и Он сказал: юноша! Тебе говорю, встань! Мёртвый поднявшись сел, и стал говорить; и отдал его Иисус матери его…"

Саша задумался, пытаясь найти связь прочитанного с его жизненной ситуацией.

"И отдал его Иисус матери его"… — повторил он и спросил себя: "Почему так сказано? Кому ещё он мог бы отдать сына, кроме матери?"

Так и не ответив себе, но решив, что попробует разобраться в этом позже, Саша завернул Библию в большой лист бумаги, перевязал несколько раз крест-накрест бечёвкой и надписал: "Володе".

После завтрака, услышав в напутствие от отца слова: "Смотри там… Веди себя хорошо!" — будто он — маленький мальчик — уезжал в гости на каникулы к почтенным родственникам, — они вышли вместе с матерью из дому, поехали на Курский вокзал.

Точно так же, как и при поездке в диспансер, только уже сидя в пригородном поезде, сын и мать разговаривали мало. Если и начинали было о чём-то говорить, то у матери на глазах моментально появлялись слёзы, которые она долго не могла остановить. Сашка не хотел её переубеждать в том, что он нездоров. "Пусть считает, что болен", — думал он. — А то как бы не сказала чего лишнего в психбольнице, если увидит там что-то и испугается…"

Они вышли из поезда в Электростале и, узнав у местных жителей, куда идти, направились к лесопарку, сквозь деревья которого просматривалась длинная белая бетонная стена, окружавшая территорию больницы.

Обогнув её, они подошли к металлическим воротам, с будкой для сторожа, который их сразу же пропустил, не потребовав никаких документов.