Светлана Викарий - Вот моя деревня

Наталья Анатольевна Сидорова при этом перекрестилась, попятилась в ужасе своей искренней веры, представив, ЧТО должны пережить нормальные люди, усыновляя это НЕЧТО.

После того, как умер Иван Петрович Стекольщиков, — первый хозяин этого дома, произошло какое-то резкое запустение дома и некогда пышного, яблоневого сада. Сын, который давно жил в городе продавал дом дважды, но все неудачно. Первой приехала женщина из далекого Омска. Дом купила. Сначала рьяно бросилась в сельскую работу. Спилила яблони у дома, хоть Наталья Анатольевна ей не советовала. Больно сладкий шафран был. И цвела яблоня по весне на загляденье. Вскоре новая хозяйка устала от пустых усилий и поняла, что больно одиноко ей здесь будет. Без мужика. Уехала.

В доме поселилась Тамара. Она приехала из Киргизии по переселению с великовозрастным сыном Димой. Дима производил впечатление бледной застиранной куклы. Рыхлый, с бабьими бедрами, невыразительным рыбьим лицом, своей внешностью он не потрафил даже местным неизбалованным мужчинами девкам.

Даже Райка Осинкина при виде его скривила гримасу. И Халимындрина племянница Клавка, страшная, как смертный грех, но втайне мечтавшая выйти замуж, как все… только покачала своей большой головой. И завидным женихом его никто не счел. А когда он напился с Вакой у магазина и сообщил, что у него есть сестра с выводком численностью в пять мелких ребятишек, которые вот-вот прибудут из солнечной Киргизии, бабий интерес к нему пропал вовсе. Нет, это не жених.

— Вы все в домике разве поместитесь? — Усомнился Вака.

Ответа у Димы не было. У него вообще не было ответов на многие жизненные вопросы. А вот на его мать — миловидную женщину с вкрадчивым голосом и наивно распахнутыми глазами, в первую очередь обратил свой взор Ваня Чибис. Он частенько проходил мимо, так как по соседству жил его большак с женой, прозванной Ушками, гнавшей самый лучший самокат в деревне. Женщина эта — Тамара, одно имя чего стоит, — приглянулась ему своей фигуркой, под стать ему — невысока и неполна. И эта вкрадчивая миловидность обласкала его обиженную, мятущуюся душу. Однажды он остановился у забора, завязал нехитрый разговор. Тамара поддержала его. Говорили о простом — сортах яблонь, которых здесь слишком много, теплице, так необходимой в этом сыром климате.

В другой раз Ваня принес ей банку меда — у него стояло в огороде три улика. Тамаре ничего не оставалось, как пригласить его на чай. Ваня вошел в дом и узнал предыдущего хозяина обстановку: сервант со старой белой посудой и круглый стол, который он помнил чуть не с детства. Стол был застелен белой скатертью. В доме было чисто, каждая вещь знала свое место. Ване понравилось.

Потом Ваня, подгадав, когда автобус увезет Димку в город, пришел с бутылкой Шампанского и собственноручно выращенными цветами. Тамара, соскучившаяся по мужику, только спросила:

— Жена узнает. Прибежит.

— Нет, все уже. Комедия закончена. Хватит мне быть клоуном в этой комедии.

Ваня не знал, что комедия продолжается, и роль ему уготована все та же.

Крашеная блондинка с ничего не выражающим овечьим лицом, все еще полноправная хозяйка Надиного дома — библиотекарша Людмила все же дала объявление в местную рекламную газетку. Сперва, она просто не поверила такому повороту дел и полагала, что это Надин каприз, и далее все спустится на тормозах. Деньги они все-таки додадут. Основная сумма у нее на руках. Вернее, ее уже нет — она выхвачена из этих самых ее цепких рук, более цепкими сыновьими. Сыну нужна машина, он снимает квартиру в городе, у него ожидается пополнение. Второй ребенок нужен — ведь объявленное президентом вознаграждение стимулировало деревенскую рождаемость. Только у кого? У Осинкиных тоже прибавляется почти ежегодно. И без президентского указа. Гормоны у них хорошие. А вот застойные явления в голове не рассасывались антибиотиками, которыми пичкала девок фельдшерица, в связи с их неразборчивыми половыми связями.

Читать-писать не умеют девки, а сексопильность излучают — из-за угла видно. И ведь никто не учил. Разве что телевизор. И не от злости на них наговаривала культработник, не от того, что они начхали на ее библиотеку и те немногие мероприятия, которые она проводила по плану. Нет, Осинкины, в самом деле, едва умели прочитать вывеску магазина и расписаться в документах. Как ни старалась Наталья Анатольевна, их ближайшая соседка привить им доброе, светлое… Лучше всех наук девки освоили сексуальные премудрости. И дались они им совсем без умственного напряжения.

Когда Людмиле позвонили по поводу продажи дома, она даже опешила. Неужели? Но покупательница появилась двухчасовым автобусом, и она встретила ее на остановке.

Виктория — интеллигентная женщина лет пятидесяти, интересная, со следами былой красоты на бледном, обрамленном пышными рыжими волосами лице, неспешно огляделась. Перед ее взором зеленые ветви двадцатиметровых грабов и ясеней покачивал ласковый ветерок. Серый квадрат Дома культуры бельмом застрял в глазу свинцового неба. Справа она увидела маленький перрон с двумя лавочками, магазин с гостеприимно распахнутыми дверьми. Ветерок качал старую тюлевую занавеску. Мухи раскачивалась на ней, как в гамаке. Петух в сказочном оперенье, вытянув шею, закукарекал, словно приветствуя ее. И из ближайших кустов выбежали такие же прекрасно оперенные несушки.

Серебряные, сверкающие под нежарким солнцем полосы железнодорожных рельс привычно убегали, и догнать их жаждущим взором было невозможно. Ей что-то привиделось, причудилось, из дальнего далека, может, из детства, забытое и ощутимое только сердцем. И внутренний взор уловил это дорогое, волнующее.

Людмила повела ее через рельсы. Она осторожно шла по железнодорожному гравию, боясь застрять каблуком и испортить дорогие туфли. А глазом улавливала и синий цикорий, поднявший высокую головку и снопик ромашек — белые брызги на изумрудной зелени. А когда она увидела малахай гнезда на столбе, из которого выглядывали аистята, сердце ее забилось от восторга, который не погас в душе после чтения сказок об этих чудесных существах, приносящих детей.

— Осторожно. Обойдите. Эти твари могут на голову нагадить. — Охладила ее хозяйка.

Она закрыла рот и двинулась дальше, уразумев, что белые пятна на асфальте и траве есть ни что иное, как помет сказочных птичек.

Дом стоял особняком, посреди участка. По периметру росли огромные ветлы, и только под окнами две кривые яблони да одна слива. Негусто. Калитка едва держалась на оторванной петле. Сетка рабица напоминала неровные края пережаренного блинчика, которые скукожились от жара, потому что хозяйка пожадничала положить в тесто лишнее яичко. Ободранным спичечным коробком торчало заведеньице для думанья на заднем дворе дома.