Татьяна Батенёва - Внучка, Жук и Марианна

Арчи вмиг узнал все запахи двора — бензин, отходы из мусорных контейнеров, следы от множества собак в чахлом скверике, сырая штукатурка из подвала, краска от свежепокрашенных дверей, затоптанные окурки рядом с ними. Смесь запахов была знакомой и по другим местам, но все же в ней было и нечто особенное — к ней примешивался запах Хозяина.

Враг постоял у подъезда, нервно куря сигарету, зажатую в кулаке, покрутил головой. Видно ничего опасного не заметив, развинченной походкой подошел к джипу Стаса, быстро открыл дверь со стороны водителя, сел и завел мотор.

Арчи насторожился, вытянул шею. Джип резко взял с места, едва не врезавшись в низкую ограду газона, быстро вывернул на проезжую часть и рванул со двора. Арчи побежал следом, не понимая, что же теперь делать. Но догонять автомобиль на полупустой в ночной час Башиловке было делом безнадежным. Арчи растерянно побегал по двору. И решил ждать Хозяина во что бы то ни стало.

Он улегся на месте парковки — от колес джипа в подтаявшем черном снегу остались четыре неглубоких проталины, — положил голову на лапы. Правая в месте перелома болела все сильней, саднили стертые подушечки на остальных трех. И хотелось есть. Но этим обстоятельством вполне можно было пренебречь — надо было ждать.

Ася смотрела в окно троллейбуса, за которым мелькала Тверская: модные бутики, нарядные витрины, хмурые по-утреннему лица прохожих. Но ее настроение было вполне весенним, несмотря на пасмурное утро. Во-первых, вчера она все-таки дозвонилась до двух питомников ховавартов и выяснила, что за последние три года потерялись только две собаки этой редкой породы. Черноподпалый Эшли ла Виста пропал два года назад, а палевый Арчибальд фон Эббе — за год до этого.

Хозяйка питомника Жанна разохалась, когда услышала про найденного рыжего ховаварта. Хотя и выразила сомнение: может, это и не ховаварт, а полукровка или просто похожая по экстерьеру собака? Ася и сама сомневалась: одно дело — картинка в каталоге, а совсем другое — живая псина. Так что теперь, убеждала она себя, самое главное — откликнется ли собака Стаса на кличку.

Но в глубине души она знала, что лукавит сама с собой. Конечно, сообщить Стасу хорошую новость о найденном псе было приятно. Но куда больше ей хотелось увидеть его хозяина, сколько бы она ни пыталась не думать об этом. И это была вторая причина ее дивного настроения, которое, словно пузырьки шампанского, нежно и весело поднималось в ней. Она старательно разглядывала витрины и прохожих за окном, но перед глазами вставало лицо Стаса, его внимательный взгляд, вертикальная складка меж сведенных светлых бровей. Ей так хотелось разгладить эту морщину пальцами, разделить заботы, которые — это было видно — не оставляли его даже тогда, когда он шутил и смеялся.

Ничего подобного она пока не испытывала. Ни мальчишки в школе, ни парни-однокурсники никогда не вызывали у нее этих странных чувств. С одним из них, развеселым приколистом Кириллом Савчишиным, на первом курсе у нее даже случилось что-то вроде романа. Он сам подсел к ней на лекции, по-свойски попросил конспект — переписать пропущенное занятие по анатомии. Потом пригласил в кафешку, угощал мороженым. Несколько раз вместе ходили в кино и даже целовались на скамейке в сквере около института. С ним было весело и беззаботно, но то ли Ася своей сдержанностью отпугнула Кирку, то ли он ей не подошел своим раздолбайством — в общем, месяца через два он уже водил в кафе другую девчонку, Настю Попцову — красотку, у отца которой была своя ветклиника.

Ася особо не переживала, хотя впервые увидеть Кирилла, по-хозяйски обхватившего Настю за талию, было не особенно приятно. Но она не изображала трагедии, не выясняла отношений — продолжала и с Савчишиным, и с Попцовой поддерживать ровные товарищеские отношения. Чем, кажется, удивляла Кирилла, хотя он тоже помалкивал.

Не страдала она и оттого, что все вокруг ходили парочками, а некоторые из парочек к четвертому курсу уже переженились. Ей казалось, что просто еще не пришло ее время, что нужно встретить «своего» человека — и что, встретив его, она сразу поймет это. И когда они со Стасом вместе мыли пса-найденыша, а потом гуляли по Воробьевым горам, она впервые чувствовала, что сердце бьется как-то иначе. И сейчас это ощущение становилось все сильнее, пока троллейбус слишком медленно и неуклюже выруливал на Ленинградский проспект.

У Белорусского вокзала, как всегда, стояли глухие пробки. Ася постаралась справиться с волнением. Да, нужно думать о деле, а не о том, как Он встретит ее… Да, как там сказала хозяйка питомника? Что знает адрес и телефоны владельцев, которые потеряли палевого ховаварта во время поездки на дачу и очень долго искали его повсюду. И что хотя пес, конечно, за эти годы утрачен для клубного воспроизводства, но они несомненно будут рады его возвращению в семью.

Наконец троллейбус остановился, она выскочила и почти бегом помчалась по Новой Башиловке к знакомому дому. Консьержка узнала ее, открыла дверь, замахала рукой, видно, хотела что-то сказать, но, пока выбиралась из своей каморки у входа, Ася уже припустила вверх по лестнице, не дожидаясь лифта.

На двери квартиры белела приклеенная полоска бумаги с неразборчивой надписью и синей печатью. Ася постояла в нерешительности, зачем-то нажала на кнопку звонка. Слышно было, как за дверью залилась его трель.

Ася разочарованно спустилась по лестнице до первого этажа. Консьержка, маленькая круглая старушка, ждала ее, кутаясь в вязаную шаль.

— Ты что же, милая, не слыхала? Я ж тебе кричала — не ходи, нету его! — Она покачала головой. — Ай не слыхала?

— Нет, не слышала. — Ася остановилась. — А что случилось-то?

— Ой, милиции вчера пропасть было! — Консьержка понизила голос. — Пропал жилец-то из 48-й, Поляков его фамилие?

— Да, Поляков Станислав Сергеевич. А что значит — пропал?

— А то и значить. — Консьержка со смаком облизала губы. — Говорят, похитили неизвестные. Ходили тут вчерась милиционеры, опрашивали и меня понятой брали. А там — ужасть! Все перевернуто в квартере, кровища на полу! Видать, убивали его.

— Убивали? — Асе стало не по себе. — Это милиция так говорит — убивали?

— Да не, какая милиция чего скажеть? Я так думаю. Кровь-то за так проливать не будут. А жена евонная вернулась вчерась вечером, да и не нашла его. И денег, говорять, нету, все украли, и его нету.

— А собака? — Ася наконец вспомнила про цель своего приезда. — У него же собака была, я ей уколы приезжала делать, вы же помните?

— А собаку евонную милиция забрала, увезла, вот так-то! — Консьержка зябко передернула плечами. — Страсть-то какая в доме. И меня, главное дело, спрашивають — кто приходил да кто звонил? А я почем знаю? Жильцы сами домофоном открывают, а я и не спрашиваю — куда да зачем. А и спрошу, другой только матюгом запустить — и все. Твое какое дело, старая? А старшая на меня напустилась: почему не спрашиваю? А я ей: как спросить-то, когда они амбалы здоровенные, смотреть страшно, не то что спросить! Еще по голове тюкнуть — и бывай здорова, Марья Тимофевна!