Гари Штейнгарт - Приключения русского дебютанта

Мощная рука в золотом браслете, с флоридским загаром, пахнущая детской присыпкой, дружески хлопала профессора по плечу.

Персиковый автомобиль знакомой марки стоял у обочины Двадцатой авеню, мигалки задорно мигали.

Джорди знакомился с новым другом. Смешно и грустно одновременно.

— Что с твоей футболкой? — достаточно громко спросил молодой привратник-бразилец, профессор и Джорди в дальнем конце холла запросто могли его услышать.

Ответа привратник не получил. Парень в синяках, этот коротышка, который каждый день выходит с дочкой Руокко и который всегда казался бразильцу то ли слишком застенчивым, то ли слишком высокомерным, когда ни от того ни от другого пользы ни на грош… этот трясущийся бритый дамский угодник выбежал вон, пересек улицу, свернул за угол и исчез. Канул в небытие , подумал привратник, улыбаясь фразе, вычитанной среди заголовков в «Пост».

— Я не поеду в Вичито. — Акцент Владимира преобразил топоним Вичито в самое иностранное слово в английском языке, какое только можно было вообразить. — Я хочу жить с Фрэн и чтобы все было хорошо. Ты сделаешь так, чтобы все было хорошо.

Хотя он и диктовал условия, но руки дрожали так, что с трудом удавалось удерживать трубку между ртом и ухом. Владимир стоял в покореженной телефонной будке. Слезы набухали в уголках глаз. Разразиться бы сейчас серией долгих, конвульсивных рыданий в стиле Роберты — пусть Баобаб послушает. Он всего лишь хотел добыть двадцать тысяч вшивых долларов. Не миллион же. Двадцать тысяч доктор Гиршкин зарабатывает на паре своих пугливых пациентов с золотыми зубами.

— Хорошо, — ответил Баобаб. — Значит, вот как мы поступим. Вводятся новые правила. Запомни их или запиши. У тебя есть ручка? Алло? Ладно, правило первое: тебе нельзя никого навещать — ни друзей, ни родственников, ни на работу ходить, ничего. Звонить мне будешь только из автомата и разговаривать не дольше трех минут. — Он умолк. Владимир представил, как он заглядывает в памятку, на которой отпечатаны правила. Неожиданно Баобаб понизил голос: — Дерево, девять тридцать, завтра. Встречаться мы не должны, — продолжил он громко. — Связь держим исключительно по телефону. Если остановишься в отеле, обязательно заплати наличными. Ни в коем случае кредитной картой. Еще раз: дерево, девять тридцать, завтра.

Дерево. Их дерево? То самое дерево? В девять тридцать? Утра? Неужто Баобаб поднимется в столь жуткую рань?

— Правило пятое: все время перемещайся или по крайней мере стремись к тому. Из чего вытекает…

Но правило шестое не успело перевалить через мембрану, в трубке послышалась возня, и на линии возникла Роберта. Коронным тоном дешевой шлюхи, от которой разит джином за девятьсот миль, девчонка воскликнула:

— Владимир, милый, привет! — Что ж, хоть кто-то рад его возвращению. — Послушай, зайка, у тебя случайно нет связей в русском криминальном мире, а?

Владимир едва не повесил трубку, но в сложившейся ситуации даже голос Роберты звучал на удивление по-человечески. Он вспомнил о сыне мистера Рыбакова, Сурке.

— Права, — пробормотал он, не в состоянии более выговорить ни слова.

Под ним грохотал городской поезд, лишь подчеркивая шаткость его жизни. Двумя кварталами ниже двое веселых грабителей перебрасывались меж собой, как мячом, вопящим офисным служащим.

— Права, как кстати! — возликовала Роберта. — Ласло подумывает открыть там Академию актерской игры и пластических искусств. Тебе известно, что в Праве сейчас находится тридцать тысяч американцев? По меньшей мере половина из них — законченные Хемингуэи. Ты бы поехал туда?

— Спасибо за предложение, Роберта. Это трогательно. Но сейчас у меня другие… кое-какие проблемы. Кроме того, в Праве… Чем я могу тебе помочь? Я знаю одного старого моряка… Старого сумасшедшего… Ему необходимо натурализоваться.

Повисла долгая пауза, и Владимир сообразил, что из его торопливого бормотания ничего не понять. — Это длинная история… — размеренно начал он, — но суть в том… мне необходимо… О господи, что со мной?

— Расскажи мне все, большой медведь! — подбодрила его Роберта.

— Суть в том, что, если я добуду этому сумасшедшему гражданство, он устроит меня к своему сыну в Праву.

— Ясно, — сказала Роберта. — Гражданство я ему определенно предоставить не могу.

— Нет, — согласился Владимир. — Не можешь.

И зачем он тратит время на болтовню с шестнадцатилетней девчонкой?

— Но, — продолжила Роберта, — в моих силах предоставить ему кое-что ничуть не хуже…

Дерево было рассохшимся и ободраннымдубом,его корявые ветви укрывали в своей тени столь же битую жизнью родственницу — Скамейку. Дерево и Скамейка существовали нераздельно отныне и во веки веков в маленьком парке на задах научно-математической школы, где перед Владимиром и Баобабом регулярно ставили академическую задачу, после чего они, не сумев достойно с этой задачей справиться, удалялись на Скамейку под Деревом. Во время особенно душераздирающего кислотного кайфа Баобаб вырезал на Скамейке инициалы — свои и Мишеля Фуко, а ниже нацарапал в духе учениц начальной школы: ЛДН — «лучшие друзья навеки».

Владимир, скорбя по простоте того даром потраченного времени, нагнулся и с тоской провел пальцем по буквам, но тут же одернул себя: что за глупости!

Сзади просигналила машина.

Роберта высунулась из окошка такси, размахивая огромной соломенной шляпой.

— Садись! — крикнула она. — Баобаба выследили в Верхнем Манхэттене. Шевелись!

Они остановилисьу старого склада рядом с Голландским туннелем. Помещение с низкими потолками, щербатыми перилами, редкими полосками линолеума на полу, рисунком на дверях — эмблемой погрузочной компании, оставшейся от предыдущего арендатора и окончательно не соскобленной. Владимира усадили рядом с Робертой в глубине зала, за веревочным ограждением с табличкой «Места для гостей кандидатов на гражданство». Остальные «гости», все до одного потрясающие актеры и добрые друзья Роберты, как объяснили Владимиру, выглядели так, словно нарядились на свадьбу — исламабадскую или калькуттскую; количество тюрбанов и сари достигало критической массы. Во всяком случае, темных футболок и штанов в обтяжку — униформы молодых безработных лицедеев — не было и в помине.

Атмосфера царила праздничная. Статные мужчины и женщины клубились по залу, подбрасывали воздушные шарики, спорили о сортах кофе и о том, насколько радикально скажется переезд в Квинс на их круге общения.

— Любой из них что угодно сделает, лишь бы угодить в койку Ласло, — заметила Роберта, не выпуская из своей липкой ладошки руку Владимира.