Александр Зевайкин - Джон и Тимми

Она сама застелила кровать свежим бельем. Он смотрел на ее пухлые ягодицы, обтянутые черным материалом, и не понимал, зачем он ей.

Наутро он проснулся первым. Долго любовался спящей женщиной. Есть в этом что-то прекрасное. Во всех спящих… Она открыла глаза, улыбнулась.

— Поцелуй меня.

Он поцеловал.

— Поцелуй всю, — она капризно надула губки, — я так хочу.

Он был не против. Забытая сласть вернулась и приятно будоражила кровь. Ему самому хотелось зацеловать тугое нежное тело. Он целовал, спускаясь губами все ниже и ниже, и не верил во все это. Не верил в реальность происходящего.

— Сегодня выходной, — промурлыкала она, запуская пальцы в его волосы. — И у нас много дел.

«Каких дел?!» — мысленно удивился Федор, но ничего не сказал.

А дел действительно оказалось много — и новых, и почти забытых.

А потом, уже много дней спустя, она ласково подвела разговор к интересующей ее теме, и Федор заподозрил неладное. Так вот для чего весь этот спектакль! Она стала еще нежнее, еще ласковее, вытворяя такие вещи, о которых он и не подозревал, и все гнула, гнула свою линию.

— Пойми, — шептала она, прижимаясь к нему упругой грудью (левой или правой, не имеет значения, они обе хороши в равной степени), — дело верное. Покупателя я уже нашла. Сто миллионов долларов. Представляешь, какие это деньги! За полчаса работы. Все продумано. Но кроме тебя никто не справится. Ты — единственный специалист.

Федор поднял на нее удивленный взгляд:

— Но что может быть такого в нашем умирающем институте?

— Ты далек от тайн производства. Ты думаешь, просто так у нас самая новейшая техника? В нас вложено столько денег! Результат двадцатилетней работы — сверхпроводник. Его цена — семьсот миллионов долларов. Это революция в электронной промышленности. Кто первым заполучит его — тот господин и бог.

— Но при чем здесь я?

— Вся информация на лазерном диске. Код сейфа я знаю. Дело в сигнализации. Дело в тебе.

Ее горячее дыхание щекотало ухо. Она накрыла его своим телом, поцеловала:

— Представляешь, вся жизнь изменится. У тебя свой остров в Тихом океане, роскошная вилла, и я рядом, в наряде дикарки, загорелая, сладкая, как шоколадка. Вся твоя. Я бегу по кромке моря. Ты гонишься за мной. Сильный, загорелый, дикий. Догоняешь, роняешь на песок и… я не в силах тебе сопротивляться…

«Женщина, имя тебе — вероломство…» — сказал однажды классик, и был бесконечно прав.

Видя его нерешительность, она встала и, не прикрываясь, прошлась по комнате. Он смотрел на ее тело. На движение ягодиц, на ее бедра, живот, груди, и представлял ее загорелой дикаркой, убегающей по кромке прибоя.

— А что ждет тебя здесь? Серая, непроглядная жизнь впроголодь, нищенская старость и место на общем кладбище, без памятника, с шестизначным номером.

Федор угрюмо молчал.

— Ладно, я не хотела тебе говорить, но… если это не сделаем мы, это сделают другие. Шеф сам продаст проводник. Институт закроют, а мы останемся на улице с пособием для безработных. Подумай: что держит тебя здесь?! Кому и чем ты обязан? Кто хоть раз вспомнил про тебя? Для них ты — мусор, и не более. Пора самому позаботиться о себе. Не век же сидеть… как премудрый пескарь. Заодно и долги раздашь. Проценты-то растут.

Он болезненно поморщился.

— Мне надо подумать.

— Нечего думать. Все давно придумано. План у меня есть. Надо торопиться. После итоговых испытаний будет поздно.

— Подойди, — попросил он.

Она повиновалась. Он положил руку на бедро, гладкое, тугое.

— Я хочу все забыть.

— Ты забудешь все, я обещаю…

— Я хочу сейчас, — прошептал он, с мольбой глядя на нее снизу вверх.

Она довольно улыбнулась, на щеках возникли сладкие ямочки.

— Сейчас так сейчас. Но вначале я приму душ. А потом… потом мы обсудим детали нашего дела.

Только потом он долго и мучительно думал: что же толкнуло его, серого, безвольного человека, на такое безумство? Может, надоело быть безвольным и серым, или обуяла дикая злоба на все начальство, готовое так бессовестно кинуть его. А что тогда? Кому он нужен в сорок лет? Не такой уж он специалист, чтобы его встречали с распростертыми объятиями. Или надоело быть нищим, выкраивать копейки и ходить в магазины просто так, как в картинную галерею. Или боязнь потерять удивительную женщину. Наверное, все это сплелось, свилось в одну веревочку, которая и подтянула его к…

Отключить сигнализацию не составило большого труда. Ведь он сам собирал ее четыре года назад. Знал все слабости и достоинства.

Стараясь ступать как можно тише, он поднялся на седьмой этаж. А вот и семьсот первый кабинет. Кабинет Юлии. Там ждет его таинственный напарник. Федор осторожно повернул ключ. Вошел в кабинет, замер, прислушиваясь. Было тихо, до звона в ушах. Только сердце бухало. Никогда он не занимался такими делами.

— Серый, — тихо позвал Федор.

Дверь шкафа скрипнула, и что-то маленькое и серое возникло перед ним.

— Я уж думал, не придете, — прошептало это серое что-то, — ноги затекли в шкафу сидеть. Что за жизнь!

— Тебе сколько лет?! — удивился Федор.

— Одиннадцать, — ответил Серый.

— Да-а-а, — протянул Федор. Он ожидал кого угодно, чего угодно, но не ребенка и, немного подумав, добавил: — Пошли.

Они подошли к двери соседнего кабинета. Плохо, что сборка внутри кабинета. Было бы намного проще. Подковырнув отверткой пластиковую панель обшивки, Федор снял ее, обнажив пухлый пучок проводов. Где он, нужный? Ага, вот этот.

— Посвети, — шепнул он напарнику. Самый ответственный момент: вставить две иголки, накинуть перемычку, чтобы в охране на пульте не загорелась лампочка. Потом можно перекусить провод. Но если промахнешься — взвоет, замигает и… приплыли. «А ведь дело плевое, — мелькнуло в голове, — любой бы мог справиться». Вставив иголки, он замерил напряжение. Есть. Теперь перемычку. Щелкнули бокорезы. Все. Сигнализации больше нет. Но лучше выждать полчаса. Лампочка может мигнуть. И вдруг Петра Ивановича понесет проверить причину! Надо быстро поставить панель на место и обратно в семьсот первый кабинет. Две-три минуты у них есть. Они сидели тихо, боясь шелохнуться. Интуиция не обманула Федора. Через пять минут, что-то ворча под нос, появился охранник. Он обошел весь этаж, но ничего подозрительного не заметил и убрался восвояси. Выждав еще с полчаса, Федор взялся за дело. Теперь второй провод. Вторая перемычка. Тройная сигнализация — не шутка. В третий раз сторож не пришел. Наверное, решил, что мыши озоруют.

Изначально оба кабинета были венткамерами. В них базировались двигатели вытяжной системы, задвижки, сложная система труб и сборки управления. Но со временем необходимость в них отпала и всю эту рухлядь выбросили. Сделали ремонт, и получились два уютных кабинета. Но… хитрость вот в чем. В прежние времена их связывала неширокая труба. Саму ее выбросили, а отверстие заделали фанерными кругами, не удосужившись заложить кирпичом. Об этом не знал ни директор, ни главный технолог, которому и принадлежал семьсот третий кабинет. Вот через эту лазейку Серому и предстояло проникнуть к заветному сейфу.