Натан Энгландер - О чем мы говорим, когда говорим об Анне Франк

— Вы приготовились к ядерной зиме? — недоумевает Шошана.

— Я тебе сейчас расскажу, к чему мы приготовились, — говорю я. — Хочешь знать, насколько Дэбби одержима? Хочешь знать, что для нее значит Холокост? Серьезно — как ты думаешь, насколько?

— Ни насколько, — отвечает Дэбби. — Хватит о Холокосте.

— Расскажи, — требует Шошана.

— Она постоянно обустраивает тайник, где можно спрятаться.

— Ничего себе! — удивляется Шошана.

— Ну ты только посмотри: кладовка с едой, рядом туалет, тут — дверь в гараж. Можно взять гипсокартон и замуровать дверь из гостиной, и никто не догадается, чт о за этой стеной. Никто. А если и дверь со стороны гаража замаскировать: инструментами, например, завесить, а дверные петли вывести на другую сторону, заставить эту стену великом, газонокосилкой — у тебя получится замкнутое пространство с проточной водой, туалетом и едой. Если спрятаться здесь, то в дом можно пустить на постой другую семью. И никто не догадается.

— О, боже, — вздыхает Шошана, — хоть и покинула меня кратковременная память от всех этих родов…

— И от травки, — добавляю я.

— И от травки тоже. Но я помню! Я с детства помню, что она всегда, — Шошана поворачивается к Дэбби, — ты всегда заставляла меня играть в эту игру. Найти укромное место. Потом хуже, страшнее…

— Давай не будем, — просит Дэбби.

— Я знаю, о чем ты, — я рад, что об этом зашла речь. — Её игра, да? Она играла с тобой в эту безумную игру?

— Хватит уже об этом, — просит Дэбби.

Но Марк, который все это время молча и самозабвенно изучает этикетки с сертификатами кошерности, разрывает пакетики с батончиками в сто калорий, ест горстями жареный арахис из банки, прервавшись только однажды, чтобы спросить: «Что это за фиги Newman?», вдруг замирает и просит:

— Хочу поиграть в эту игру!

— Это не игра! — протестует Дэбби.

Я рад, что она это сказала, потому что все эти годы я пытаюсь заставить ее в этом признаться. Это не игра. Это все очень серьезно, и все эти приготовления — это серьезное отклонение, которому я не хотел бы подыгрывать.

— Это игра в Анну Франк, — говорит Шошана. — Правильно?

Я вижу, как расстроилась Дэбби, и стараюсь ее защитить.

— Это не игра, — поправляю я Шошану. — Это как раз то, о чем мы говорим, когда мы говорим об Анне Франк.

— Как играют в эту не-игру? — интересуется Марк. — Что нужно делать?

— Это игра про Праведников мира, — объясняет Шошана.

— Это игра «Кто меня спрячет?» — поправляю ее я.

— Представляем, что случился второй Холокост, — сдается Дэбби и робким голосом продолжает, — это серьезное исследование, мысленный эксперимент, в котором мы участвуем.

— В который мы играем, — поправляет ее Шошана.

— Ну вот, мы иногда рассуждаем, кто из друзей-христиан спрятал бы нас, случись Холокост в США.

— Непонятно, — говорит Марк.

— Да понятно, — настаивает Шошана, — все тебе понятно! Ну смотри. Если бы случилась Катастрофа, если бы она вдруг случилась опять… Представь, что мы в Иерусалиме, на дворе 1941 год, а Великий Муфтий пришел к власти, вот как бы поступил твой друг Джебедайя?

— А что бы он смог сделать? — недоумевает Марк.

— Он мог бы нас спрятать. Рискнуть собственной жизнью, жизнью своих родных и близких. Вот об этом и игра: сделал бы он это ПО-НАСТОЯЩЕМУ для тебя?

— Ну этот мормон бы сделал, — размышляет Марк. — Что там эта кладовка, им предписано хранить годовой запас еды на Судный день или что-то в этом роде. И воды тоже. Годовой запас. И любовью они занимаются через простыню… Ой, нет, — поправляет себя Марк, — это же, кажется, нам так предписано…

— Ну все, — прерывает его Дэбби, — хватит, не будем мы в это играть. Выйдем отсюда. Я закажу еды из кошерного ресторана. Устроим пикник на траве, поужинаем как полагается, а то жуем всякую ерунду.

— Нет уж, — протестует Марк, — Я хочу играть! Для меня это все серьезно.

— Ну и что, спрятал бы тебя твой друг? — спрашиваю я.

— Меня и всех моих детей? — интересуется Марк. — Я что, должен представить себе подпольный мотель в Иерусалиме, где он может спрятать 12 человек?

— А что, — подхватывает Шошана, — в семинарии, например, или где-то там. Почему бы и нет?

Марк надолго задумывается. Жует фиги и размышляет. По взгляду его видно, что он принимает все очень близко к сердцу, что для него это очень серьезный вопрос, предельно серьезный.

— Да, — заключает Марк, и вид у него очень взволнованный. — Думаю, что да, Джеб бы нам помог! Он бы нас спрятал. Он бы рискнул всем.

— Я тоже так думаю, — поддерживает его Шошана и улыбается. — Ух ты, от этой игры начинаешь как-то по-взрослому ценить людей!

— Да, — говорит Марк, — Джеб хороший человек.

— Теперь вы, — поворачивается к нам Шошана, — ваша очередь.

— Но у нас больше нет общих знакомых, — колеблется Дэбби. — А мы обычно о соседях говорим.

— Наши соседи напротив, — поясняю я, — очень показательный пример: муж, Митч, он бы нас спрятал, точно знаю, он жизнь положит за праведное дело. А вот его жена…

— Да, — поддерживает меня Дэбби, — ты прав. Митч бы нас спрятал, но Глория, она бы отступилась. В один прекрасный день, пока муж на работе, она бы нас сдала.

— Тогда можете взять себя в пример, — предлагает Шошана. — Вот как бы все было, если б один из вас был не-евреем? Вы бы спрятали друг друга?

— Давай играть, — говорю я. — Я буду не-евреем, потому что я на него больше похож. Женщина, у которой в гардеробе все еще висит юбка до пят — такую сразу арестуют!

— Ну хорошо, — соглашается Дэбби.

И вот я стою расправив плечи, как будто в строю. Стою задрав подбородок, чтобы жена могла изучить меня получше. Чтобы она могла хорошенько всмотреться, подумать и решить, ст о ящий ли человек ее муж. Смогу ли я, хватит ли у меня совести (и это непростой вопрос, а очень серьезный) рискнуть жизнью, чтобы спасти ее и нашего сына?

Дэбби смотрит внимательно, улыбается и, легонько так, толкает меня в грудь.

— Ну конечно, спрятал бы!

И крепко меня обнимает.

— Теперь вы, — говорит Дэбби, все еще сжимая меня в объятиях, — ты и Юри.

— А чем смысл? — недоумевает Марк, — даже если только представлять.

— Ш-ш-ш, — говорит Шошана. — Просто становись вон там и представь, что ты не-еврей, а я буду смотреть.

— Но если бы я был не-еврей, то это был бы не я.

— Это точно, — замечаю я.

— Видишь, он согласен. Мы бы не были женаты. И у нас не было бы детей.

— Да представь только, — настаивает Шошана. — Ну смотри, — она закрывает дверь кладовки. — Вот, Южная Флорида, и мы тут прячемся во время второго Холокоста. Ты не-еврей, а мы втроем спрятались в твоей кладовке.

— Да ты только посмотри на меня! — горячится он.

— Давай так, — предлагаю я, — представь, что ты подпевала в группе ZZ Top, знаешь такую группу?