Валерий Пудов - Приключения Трупа

Поклонники покойникапри ответе городили идиллии и заметили, что срок — немал, как мощнейший вал, что даёт струю, прёт вброд и в гору и не истёк и по сию пору.

Размеры превозносили, но о силе веры голосили, что — чиста:

— Неспроста получили наказ: не верьте в рассказ о смерти — верьте на глаз! Хорошее прошлое грубо губят плохие живые губы!

И продолжали — без вуали:

— Чуть запылится путь покойных, клеймят их, как жуть из ям помойных. И верят нА слово, что тело к нам из-за границы заслано. А наберёт мёртвое дело оборот — в могилу норовят перед распростёртыми поклониться и кричат, что сила не истлела, а, как чудо-птица, перья переодела и в полёт оттуда стремится. И сулят без потерь успех, и хрипят, что чудодеи из святых и теперь живее всех живых, ибо с нимбом и смеют покуситься на то, что для других — и темница, и пыточная рея, и стена, и плато, и несбыточная затея, и не одна, а сто!

— Так и случилось с бездыханным новатором, — подхватывал агитатор за агитатором: — и милость даровал окаянным, и естество, и право, и апории, а провокаторы и простофили учинили скандал и за пустяк свалили его в канаву истории. А по какой причине? Чтобы под «упокой ныне и присно» на могиле спрыснуть реставрацию, надругаться у гроба над командирами и остаться в трущобах сирыми!

И согласным, и несогласным было ясно: переворот потряс народ.

Но унылый рассказ вяз в вёрсты длиннот.

А иное мнение о мёртвой идее, без сомнения, было вдвое длиннее.

Однако история — не апория, которая ведёт наоборот.

История бремя двояко несёт — огород плетёт, но зовёт — на укорот:

— Время, вперёд!

Отстранение Трупа от правлениязатевали не глуп о.

Собирали в группы население и объясняли понемногу, чтоони потерялидорогу к лучши х крохам,а отыскали- к колючим чертополохам.

С подвохом шептали,что дни протекали — плохо.

Магистрали изображали беспутицей, а пролом называли- улице й.

И за каждымуглом протяжно рыдали, что устали мучаться.

Кричали, что с мертвецаминет проходу и сладу, что лежат они штабелямина склад ахи автострадах, стоятневпопад в очередях, сидятна площадях,висят на столбахи оградах.

Объявляли, что сроду не вдыхали столь затхлого смрада, чтоот запаха такого и больгаже, и даже свет — нездоровый.

И провозглашали в сто глоток, какиз-под плёток:

— Подняли гада — за то и награда!

И в наигоршей печали передавалиуказы самозванцев — а отцов -мертвецовнасчитали больше,чем голодранцев — ивсякий нахал объявлял, что отторгал по соседству и гарем, и наследство, а всем остальным, выходило,и драки, и постылый вонючий дым тучей.

И денно и нощно продолжали изменнуюработу — разрыхляли почву перевороту.

И организовали его, ноне сами, а руками самого.

Его!

Не прибегали в запале к риску, а откопали — записку:

«Ханжу не корчу — хочу от порчи в землю. Пора на место и палачу, и докторам. Протестам не внемлю. Ухожу в свою могилу волей, а не силой. Сам. Даю раздолье другим — свежим и молодым, а не прежним, гнилым. За прыть и успех хоронить — всех».

И тут же собралась не орава для досужих игр, а рать — брать власть:

— Право мертвеца на выбор уважать — до конца !

И не рвалась доказать, что подпись неподвижного — облыжная, а зарывать других без их позволения — подлость и преступление. Наоборот, не остереглась сказать, что причина невзгод — сомнение, кончина правителя — низвержение, и что народ поймет хотение повелителя без объяснения.

Верные режиму не уступали нажиму — в бумаг ераспознавали чих и узревалискверные стати клики из лиги живых.

Но лихих подручных Трупа кучно увещевали крики группы измученных:

— Неужели в теле у жильцов не хватит отваги прибрать мертвецов? Неужели упали стяги морали?

Трупные бойцы уступали совокупнои беззлобно, словно жевали остатки халвы:

- Здрасьте,молодцы! Да вы, ребятки, не способны на такое и при своем, живом, строе. И на бегу не ступи без мертвяка:ни гу-гу,ни пи-пи,ни ка-ка!

И под напором толпы утекали с тропы в коридоры.

А им народ вслед:

— Сброд! Привет- своим! Мухоморы!

А вдогонку — кураж и намёк веселей:

— Эй, бездари, погодите! А не был ли нашдорогой правитель живым? Подписал бумажонку,поменял одежонку, взял жёнкув экипажи — утёк от тонкой работы на звонкий пляж! Или кто-то живой за ним стоял, как страж и вредитель, и тычкомуправлял, а тишком предавал — кругом раздувал развал? Назовите !

Вопрос понуждал признаться — удалась операция. И не мразь растеклась, не провокация, а всерьез началась реставрация !

И вот- туго подмялиобслугу мертвеца у дворца и — дожали переворот до конца.

Не стали отпиратьсякоридорные — отвечали, какпокорные: отдали и власть, и Труп — задрали пуп и показали наудачу:

- Черноват,значит, староват ! Мертвякдо жил — так и руководил!

Ожидали, что сброд заплачет? Или сиганет вспять? Но народ рассуждал иначе:

— Зарывать!

И развивалуспех — повторял:

— Все х!Всех !Всех !

Прижученные подручные от расстройства — в крик:

— Поверьте! Мы — не в ответе !

Не пожелали, черви, тюрьмы и побежали — кто смог — через сто дорог, но не в карете, а под плети и рык:

— На сало !

— На мыло !

И вмиг устройство жизни и смерти в отчизне стало как было.

Очевидцы едва ли считали, что правлениепокойника — намеренный брак. Скорее, полагали, что — затея гуляк.

Но летописцыв утерянных хрониках рассуждали — так.

«СвержениеТрупа снова и всерьез подогрело вопрос о личности и положении тела.

Из-под покровапыла и беспорядка население смотрело на гения и вождя, как на светило из косого дождя: до неприличности тупо и бестолково. И не зря общественное небо не просветлело: заря ясности не приспела на потребу неестественной праздности, и решениезагадки не созрело, а закоснело в заурядности. В развале всего делегаты от мрази выливали на бывшего солдата и депутата лишние ушаты грязи. Но едва ли в борьбе схем дали себе отчет, кем представал тот, против кого из ничего разыграли в перевороте переворот.

А ведь свет простых началстал горячо проливаться на предмет их побед еще до реставрации живых — забегал вперед и впредь, но не источал вред, не загонял в сеть !

Во-первых, имя его и суть совпадали, как вера и путь.

Во- вторых,был мил и тих: человек без нервов и печали- навек торжество над своимимощами. Ни неуместного жеста, ни пустого слова,ничего своего и ничего плохого: таково преосвященство — волшебство совершенства!Не скорбя ни о чем, не трубя за успех, ничего для себя и во всем — для всех!

Много ли правителей Земли могли рядиться в такие строгие амуниции — простые нежителейлица?