Валерий Пудов - Приключения Трупа

Власть проявила страсть к почину, не робея, освежила рутину, и скоро, быстрее метеора, рисковая затея обрела силу приговора и открыла для мертвого сора просторы льготного коридора. Вожделённая вольтова дуга заискрила, похоронная арба покатила, и новая контора ловко ухватила дела: кочерга ворошила тела, топка жгла заразу дотла, труба дымила, метла мела, завал нежителей перерастал в капитал служителей, а грозный туберкулезный воздух над пепелищем сразу стал чище.

Но что на одного — кафтан, на сто — от него карман.

А недовольные паем кусают больно: не угодил комбинат на всех — и получил в тыл ряд прорех.

Сжигал материал тления бесплатно, а выдавал прах для хранения на дому, понятно, за мзду: кому культурно и подороже — в урнах, кому дешевле, как придорожную землю и руду, хрустя — в горстях. Остатки гостей посылал под посадки — для удобрения полей.

Но праховое дело оказалось аховым.

Похоронные делегации стали возмущаться: тело — огромное, а выдавали для печали — малость, кучку в ручку. Другие кричали по пьянке, что останки — дорогие и обвиняли контору в поборах.

А иные раздували, как ветер, страх, и звали вора к ответу, а народ на расправу — утверждали, что прах — не тот: и по цвету — не светел, и на ощупь — проще, да и по составу — не пепел. Дали, мол, в котёл мощи от тещи, а взяли в подол стружку от кружки, крошку от сушки или от кошки ушко.

Крематорные служки отвергали лживые догадки и позорные упреки в мороке и подрыве порядка. Отвечали кратко:

— Крах основ — обычай зренья, как слепому город — тень. Прах отцов — добыча тленья, а живому дорог — день.

И призывали не ронять стать из-за мелочей, не превращать дым в гам и скорей приступать к своим делам.

Но убеждали мало. Одна волна протестов затихала — на её место прибывала другая и, вероломно отпевая своё, словно лишала топку тяги и толкала житьё — бытьё из поддувала на закопку в овраге.

Вызывало осложнение и неясное положение славного Трупа, героя уступа, главного мертвеца, забавного оригинала и отца перестроя ужасного тления в живое начало.

Контора комбината заверяла, что блистательный Труп невредим, нужен людям, как дым — орудиям, и служит для декора, выставляя помятый пуп, председателем труб.

Но такая отговорка подходила, как небольшая норка — для крокодила: времена пошли не прежние, безмятежные, как у дна корабли, а двойники героя росли неровной горою, словно сорняки из-под земли.

Что ни час несли для поджога новых кандидатов и убеждали служителей морга, как бестолковых депутатов, строго и упрямо:

— Вот! У нас — тот самый!

Будто раскопали невпопад поразительный клад.

— Едва ли генерал, — вяло отвечал усталый комбинат, — необутый и без медали!

Но посетители не искали склок у порога и наступали, как каток на дорогу.

Сначала шли у них на поводу и внимали мольбе, как стрельбе, но — себе на беду.

Жгли своих новичков круглые сутки. Но жуткий завал не иссякал. Крупные кули человечьего материала росли, и подвал стал мал. Не хватало и дров на печи, и санитаров для процедурных пожаров.

И тогда комбинат объявил:

— Люди от труда — без сил, склад — в беспорядке, а урны — в недостатке. Хватит распускать прибаутки, поощрять предрассудки и отдавать назад эту кладь и тару! Монету будем брать не за возврат, а за прием товара! А потом, при серьезной оплате, бескостный прах будем отправлять в космос под охраной — на страх инопланетянам. Завещал нам так сам генерал — мертвяк!

И вмиг приток тел сник и обмелел, словно каждый кусок отважного героя потяжелел и стал огромным роем, плата за покой оказалась дорогой, а жалость сжалась в жадность.

Бедные бледные поклонники бывшего депутата изрекли:

— Не сберегли чудившего живьем — прибережем для земли!

И гурьбой поволокли покойников обратно домой.

Нажива на суетливом мертвеце процветала теперь помалу, но без потерь и от зари до зари, как на юнце — угри.

Желая славы без края для вертухая державы, богатые раззявы застолбили доставку его на стартовую площадку и торопили монетой посадку в ракету.

Спешили оравой в планетарий, где по борозде находили космический колумбарий для укладки своего сожженного, но не распыленного героического утиля.

Платили вполне и за убежище на Сатурне, а не в урне, и за лежбище на Луне, в братской депутатской могиле.

Под чувственные рыки труб следили в ступоре за ходом ракет, а экскурсоводы при искусственном куполе будили спесь под свет помет: «Великий Труп — здесь! Привет!»

А есть ли в звездном дыму такая неземная кладь, никому не давали проверять — едва ли желали серьезно прогадать: попал, шептали, в пути под услугу — плати номинал по кругу!

Взял комбинат и морской подряд: доставлять людской прах на судах по всему земному шару (и не даром): кому — к дому, кому — за океан, а кому — за материк.

А попадет пароход под ураган, кто найдет концы улик?

Мертвецы на дне — что гонцы на Луне.

А от гроз счет за увоз — растет!

Успех комбината раззадорил власть, как море — капитана, а лаз — беглеца. Убрать горе в пасть кармана — благодать без помех и затраты на мертвеца.

Оттого и издали правители в запале, не внемля язвительным протестам, указ без лица:

— никого не класть в землю целиком;

— всех повсеместно сжигать и сгребать в ком;

— за поджог взимать налог от труда;

— страх подавлять и прах рассыпать неизвестно куда.

Дали населению и срок на размышление об идеале и цели: зарывать по старинке обещали с неделю.

Но собрали с новинки суровый оброк, какого не хотели.

Поклонники былого обряда не пожелали отступиться от гробового уклада и, чтобы не попасть в печь с углем, а возлечь без потери, целым покойником, и потом честно воскреснуть из гроба телом, как обещано по вере, навечно, — обозвали власть кровопийцами и стали — самоубийцами.

Осмелели для исхода и неделю напролет ускоряли ход природы!

И строем понесли охочих до земли!

Но выдавали их не за двойников героя, как вначале, а за своих, дорогих и прочих, которых вынимали из петли и посмертно спасали от скорых костров в несметной пыли.

Успевали подсуетиться и бедовые убийцы: под вздохи пьянки добавляли не крохи со стола, а новые останки.

И завал опять нарастал и держал тела, как смола.

И удрать от его гнили и не норовили.

И дела оттого были плохи, как в глаз — стрела.

И указ без опоздания — отменили, усопших с уголовными следами поголовно передали для опознания в здания дотошных лабораторий, а крематорий с комбинатом вместе во избежание историй с компроматом для чести — закрыли.

Когда комбинат разоблачали, как химеру, без труда раскопали аферу.