Лев Воробейчик - Absolvitor

Из папки появляется мятая ксерокопия. На первой странице жирным шрифтом напечатано «Absolvitor».

— Я не знаю, кто это написал. Знаю, это звучит, как бред, но это многое объясняет.

Пенни пробегает текст глазами.

Перечитывает.

Пенни говорит сдавленно:

«Вот же черт».

Главный встает из‑за стола, обходит комнату, встает возле окна. Вся его поза говорит о том, как сильно задержался он у власти.

«Это не моя война. Может ее, может Шеннинга, а может и этого чертового МакФаллоу. Я слишком стар для всего этого».

— Эй, Войз, — вполоборота произносит Главный. – Вызови Шеннинга. Он должен это узнать. Прежде, чем он вступит в последнюю фазу.

— Так точно, сэр, — с неохотой отвечает Пенни. – Мне оставить вас?

— Нет. Сиди и слушай. – приказывает ей он.

Виз Коллинз открыл глаза. За окном сгущались сумерки, в комнате пахло отвратительно, голова раскалывалась сильнее прежнего.

Решение казалось ему простым.

Ему нужно всего лишь выйти из запоя.

Виз пил уже пятые сутки подряд. Борода его, бывшая раньше аккуратной и ухоженной, за последнюю неделю сильно отросла, растрепалась и доставляла дискомфорт. Подойдя к зеркалу в ванной, он увидел первые проблески седины в ней.

Человек, глядевший на него из зеркала, был ему незнаком.

Одутловатое, красное лицо, растрепанная борода, налитые кровью глаза. Виз не помнил себя таким довольно давно. Годы и попойки превратили его из привлекательного мужчины в заросшего, грубого лесника.

На журнальном столике лежал задокументированная причина его пьянки.

Название ей – «Absolvitor».

В тот день, когда незнакомец вошел к нему в кабинет, жизнь Виза Коллинза кардинально поменялась. Черный человек все доступно объяснил ему касательно его бывшего лучшего друга Авеля МакФаллоу.

Так же он объяснил и все то, что касалось дальнейшей его судьбы.

Жизнь Виза в тот день потеряла смысл. Тогда‑то он и решил напиться, чтобы как‑то облегчить участь своей жизни.

Но этот процесс немного затянулся.

В периоды просветления Виз видел, как названивает телефон, но звонить ему мог только Авель. Виз знал, что он наделал. Черный человек все объяснил ему.

Да это уже и не имело никакого значения.

На «судный день», как его назвал черный человек, Виз придет. Обязательно появится в дверях так хорошо знакомого ему дома.

В этот день он сбреет свою шикарную бороду, примет душ и наденет свой самый лучший костюм. Так велел ему черный человек.

И он не имеет права отказаться.

Осталось всего два дня. 7 августа будет через два дня.

На стене Виза мы видим 12 нарисованных карандашом палочек, десять из которых зачеркнуты.

Последние две остаются нетронутыми. Но вечером Виз кое‑что приблизит.

Он приблизит конец света Авеля.

Зачеркнет предпоследнюю.

***

Джима Сэндера бил легкий озноб. Он до конца не верил тексту ксерокопии, пока не проверил сам.

Джим пытался покончить с собой.

У него не вышло, как там и сообщалось.

Главным подтверждением всей аксиомы черного человека являлось отрицание самоубийства. После этого сообщения там была ехидная приписка от руки:

«Ну что, попробовали?».

Джим был не настолько глуп, чтобы пробовать. Не сразу.

Первый раз произошел случайно. Он шел на работу, когда его чуть не сбил грузовик.

Он шел не один. Рядом с ним было два человека.

Перед ударом, когда он готов уже был закрыть глаза, неведомая сила выбросила его на пару метров от рокового исхода. Джим остался жив.

Те двое – нет.

Это случилось на следующее утро после прочтения той ксерокопии.

«Absolvitor» — такое было название.

Он бы никогда и не задумался о таком раньше, но что‑то невероятное случилось с ним. Ему повезло, ему несказанно повезло. Смерть была рядом и не взяла его.

Текст этого послания был безумен и яростен, и, что самое плохое, был направлен против его коллеги, Авеля МакФаллоу.

О нем в тексте послания говорилось так:

«Я не хотел брать его в качестве примера. Но это все гораздо сильнее меня, если вы понимаете».

Вторая попытка Джима умереть уже не казалось такой уж случайной. На него уронили ящик инструментов.

Совсем рядом с его парадной. Ящик пролетел в миллиметрах от его виска.

После этого Джиму пришлось еще раз перечитать текст. Сомнение закралось в его душу.

И в тот же момент на глаза ему попал пузырек феназепама.

Смерть от передозировки – ужасна и болезненна. Джим был азартным человеком и предупреждение о невозможности самоубийства лишь подзадоривало его.

У Джима не было семьи. Он никому не был нужен.

Поэтому, выпив достаточно виски, он решил проверить эту теорию на себе.

Было больно, нестерпимо больно и мучительно.

Но Джим выжил.

Следующим шагом был револьвер. Старый «Вальтер» его отца.

Пистолет дал осечку.

Джим не был бессмертным. Он умрет скоро, если не прекратит эти попытки – это он понимал. Но так же он понимал еще и вот что:

Черный человек был прав. Во всем.

Джиму было плохо. Осознание всей картины давило на него сильнее, чем дуло «Вальтера» пару минут назад.

Но он уже знал, что был готов.

Через два дня он явится на порог к Авелю МакФаллоу.

Приглашения уже высланы, Джим. Твой смокинг принесут завтра утром из химчистки.

Ждать осталось всего два дня.

И тогда все станет, как нужно.

«Дорогой Авель, прости меня

Я вижу, что с тобой происходит, но, к сожалению, не могу ничем помочь. Мне очень тяжело быть рядом с тобой и наблюдать, как ты сходишь с ума все больше. Вчера ты разбил телефон, сегодня во сне ты грозился кого‑то убить. Мне страшно находиться здесь. Я ухожу от тебя. Ухожу навсегда. Забудь меня, сделай вид, что ничего никогда не было, и, я умоляю – ЖИВИ! Будь тем, кто ты есть на самом деле, дорогой друг, и никогда не забывай этого.

Сегодня я уезжаю на Запад. Уезжаю навсегда.

p.s. Мне кажется, что грянет буря. Птицы летают сегодня слишком низко.

p.p.s. Береги себя, Авель. И пошли к черту этого маразматика Шеннинга, если правда этого хочешь.

p.p.p.s. Я не работаю на «них», что бы ты там себе не думал.

Твоя Доротея».

Письмо лежало на журнальном столике в гостиной Авеля. Он еще спал. Он не слышал, как она ушла. Как она хлопнула дверью на прощание.

Как, плача, она выводила непонятные ей самой буквы на чистом листе.

Он еще не знал, что это письмо даст ему.

Она тоже не знала этого.

На часах – десять утра. 7 августа уже пышет жаром, готовясь уступить духоту приятной прохладе вечера, а потом уже – и ночи.

Судной ночи Авеля МакФаллоу.

Пока еще не время просыпаться, Авель.

Я дам тебе знак, обещаю.

Сквозь приоткрытое окно легкий августовский ветерок слабо шевелит страницы журнала на одноименном столике в гостиной Авеля.