Лев Воробейчик - Absolvitor

Авель делает попытку.

Удар чем‑то твердым по спине прерывает его попытку к бегству. Бегству из собственной кухни.

Его кухни.

От неожиданности Авель взвизгивает. Он кричит невидимому противнику:

— Хватит, хватит!

Голос сзади спрашивает:

— Ты готов слушать, Авель?

«Этот голос. Ее голос. Пенни, или как ее там зовут. Голос этой суки» — отчаянно пытаясь запрокинуть голову, соображает Авель.

— Послушай, ты, — начинает он. – Если ты сейчас же меня не развяжешь, то …

-…То что, Авель? – с насмешкой перебивает незнакомка. – Я могу убить тебя. Убить. Сделать то, что ты сделал с бедным парнем.

По спине, еще недавно горевшей огнем, пробегает холодок. Она знает.

Непонятно откуда, но знает.

Она знает все.

— Что тебе тогда нужно? – не переставая вертеть головой, хрипит Авель.

— Чтобы ты рассказал мне кое‑что. – просто отвечает Пенни.

Она медленно начинает идти. Авель слышит каждый ее шаг, эхом отдающийся на кафельной плитке своей кухни. Он видит перед собой девушку. Наверное, впервые видит ее настоящей.

Она невысока, примерно около пяти с половиной фунтов, одета в простенькие спортивные штаны, футболку, на голове сидит кепка. Светлые волосы забраны в хвост, на лице – широкие солнцезащитные очки, часы – водонепроницаемые, которые идеально подходят для занятий спортом.

А потом она снимает очки.

Этот взгляд, полный ненависти, Авель долго еще будет вспоминать своими удлинившимися ночами. Этот взгляд он позже попробует описать Доротее, как идею для нового шедевра своей чудаковатой соседки.

Этот взгляд – сильнее взгляда Джоконды. Он сквозит первобытной ненавистью. Все человеческие жертвы отражаются в уничижающем свете этих бледно–серых глаз.

Эти глаза – личная Хиросима Авеля.

Свои Помпеи. Сожженный Содом и проклятая Гоморра.

Пенни цедит сквозь сжатые зубы:

— Я слежу за тобой, Авель МакФаллоу.

Руки все так же связаны, веревки все так же натирают кожу, бровь болит, на груди остался отпечаток тяжелого кроссовка.

Но тем не менее Авелю становится легче.

Он был прав. За ним кто‑то следил.

— Зачем? – шепчет изумленный Авель.

— Мне приказали. Тобой заинтересован Главный.

Авель ничего не понимает. Кто такой этот Главный? Почему за ним следили, и по какому праву? Но он не решается говорить что‑то этой женщине. Пока не готов.

— Ты, наверное, ничего не понимаешь, — продолжает Пенни. – Так все и задумывалось. Мы нашли тебя 27 июля, именно с того дня и началась слежка. Если бы ты был немного повнимательнее, то ты бы обратил внимание на черный фургон, стоящий на другой стороне дороги уже почти неделю.

Авель видел этот фургон, но никогда не обращал на него особого внимания. Если бы не Ник и его несчастная гибель, он бы сразу вызвал копов. Если бы увидел.

Но этого не случилось.

-…Мы следили за тобой день и ночь и собрали достаточно улик, чтобы понять – ты виновен. Виновен в смерти Ника и многих других.

Авель не понимал. Ничего не понимал.

— Каких других? Я никого больше не убивал! – прокричал ей в лицо Авель.

— Ты не переубедишь меня, — убедительно продолжает Пенни. – Я видела снимки. Ты можешь вводить в заблуждение кого угодно, но не мня. Нет–нет, я очень ясно представляю, с кем имею дело. Ты что, ждешь кого‑то?

Странный вопрос. Чересчур странный для человека, ведущего наблюдение за ним постоянно.

Наверное, ее привлекли две кружки кофе на столе. Если бы она была внимательнее, то заметила бы, что лишь одна заполнена. Кружка Авеля пустовала вторые сутки.

— Да, жду.

— Тогда именно этот человек и развяжет тебя. Я зашла лишь поздороваться с тобой, если угодно. И запомни — это еще не конец. Мы снимаем все камеры, но по–настоящему тебе не уйти от нас. Уйти от меня.

И, запутав вконец растерянного Авеля, Пенни разворачивается, чтобы уйти. На секунду ее футболка открывает Авелю часть спины. Изуродованной спины. Видны зажившие рубцы и перетяжки кожи. Может, это граната, а может и мина.

Авель делает над собой усилие и кричит ей вслед:

— П–п-постой! Ответь на мои вопросы, черт побери!

Пенни на секунду задерживается на пороге:

— Мы не уходим, Авель. Мы просто немного меняем методы.

Авель остается один на холодном кафельном полу своей кухни. Руки туго стянуты, в голове шумит, спина ноет от неудобной позы.

Доротея придет только через час.

У Авеля полным полно времени разобраться в себе.

Жизнь – непостоянная штука.

Сегодня ты страховой агент, славный малый, пользующийся вниманием девушек, гладко выбритый и свежий, а уже завтра ты – обросший убийца пятнадцатилетних парней. Вместо утреннего кофе в ресторанчике неподалеку от офиса, ты разогреваешь себе вчерашний ужин, тщетно надеясь выбросить из головы все накопившиеся тревоги.

Вместо свежего парфюма твои щеки овевает запах вчерашнего пота, и капли жира на махровом халате дают ясно понять, во что превратилась твоя жизнь.

Сегодня ты властвуешь один.

Завтра – ты полный ноль.

Ты уже мечтаешь проснуться, Авель МакФаллоу. Вырваться из этого затянувшегося кошмара, сбросить с себя оцепенение и выйти навстречу всем своим врагам.

Их скопилось немало, Авель. Ты сам это знаешь.

За тобой следили. Как сказала та женщина, следили с самого первого дня.

И это еще не конец.

Кто‑то точно знает тебя. Кто‑то наводит их на след.

Они – это цепные псы, идущие по следу. Их структура и организация окутана тайной. Правительство? Государственный заказ? Чертовы фанатики?

Ты не знаешь, Авель.

Господи, в твоей голове столько всего перемешано. И тут ты понимаешь. Ты внезапно все понимаешь: кто эта девушка, зачем и на кого она работает.

Она сказала, как ее зовут. Пенни. «Пенелопа, супруга Одиссея, верная и любящая жена» — вспоминаются тебе уроки античной литературы. Такое имя не дают обычно страшным людям, решаешь ты. И она не одна, за ее спиной кто‑то могущественный плетет свои сети.

Тот тип. Тип возле работы Виза, одетый в черный плащ и очки, наверное, в самый жаркий день этого лета. Он всему виной. Он – черный кот, приносящий несчастье.

Приносящий смерть.

С этими тревожными мыслями Авель отключается.

В дверях стоит Доротея, поджав губы. Она смотрит на Авеля и глаза ее наполняются слезами.

Ей жаль этого несчастного человека. Поставив стакан с водой на тумбочку, она замечает у него на брови глубокий порез, но не будит его.

«Он что‑то от меня скрывает» — решает Доротея.

Она начинает решительно спускаться вниз. Под ногами скрипят ступеньки, на душе ее скребут кошки.

Она проникла к нему в дом без его трезвого согласия. Она пользуется его беззащитностью. Она ест его пищу, пользуется душем, рисует в его спальне.