Владимир Ионов - Гончарный круг

Старики улыбнулись, и Денис обрадовался, что голова мастера взята крупным планом. Получилось, что улыбается мастер кругу, тому, что рождается на нем.

А на круге уже поспела завязь, и старик заторопился обратить ее в плод, чтобы глина и каплю не успела подсохнуть, пока он вертит второй горшок, иначе кандейка плохо свяжется витой ручкой. И забота эта отрешила его от других забот, вернула ему и сноровку, даже силу — не былую, конечно, не прежнюю, и даже не прошлогоднюю, но такую, что хватило ее на всю кандейку и на то, чтобы встать с лавки, отереть руки о подол фартука и сказать с весельцой:

— Эко, лешая какая вышла!

Денис выключил камеру. Счетчик показывал, что в кассете осталось метров семь пленки. Что снять? Нет, больше ничего не надо. На этот раз. Надо скорее ехать на плановую съемку, делать ее и возвращаться сюда — пусть уже зимой, чтобы без сутолоки, постепенно продумать и снять большой, вернее, настоящий фильм. Кое-что для него уже есть! Кто только придумал этот приезд людей с горшками! Такого уже больше не снимешь. А сейчас надо ехать. Сегодня же, чтобы успеть сделать плановую ленту.

Свет еще горел, и Денис не вставал из-за камеры. Он обнял треногу и долго, не отрываясь, глядел на стариков, смирно сидящих возле круга с готовой кандейкой.

— А ведь я к вам еще приеду. Можно?

— Да хорошо бы. Токо уж без этой штуки, — кивнул Михаил Лукич на камеру.

— Посмотрим.

— Приедешь, я те расскажу, как одного моего приятеля в кино снимали, — устало похвастал Макар.

— А что, есть уже, что рассказать?

— А как жо? Такой ли ишшо тарарам с фонарями был — я те дам!

— Фонари — это дело такое! — Денис резко встал. — Фонарей больше не будет. Отдать свет, Валентин! Виктор, собирать монатки! Все. На этот раз мы закончили.

— Э! Погодите маленько! — раздался голос Кондратия. Никто и не видел, что он стоит у дверей. — Даве я не поспел на лужайку-то. А у меня вона жбан-то какой! — И Кондратий выволок на свет нечто огромное, вроде ведерного чугуна, но похожее и на кувшин.

— Это вещь, Денис Михайлович! — вдруг загорелся Виктор.

— Ну, и что мы должны с ней делать? — спросил Денис.

— Дак тоже вроде этого, — вяло заговорил Кондратий.

— Снять для кино?

— Ну, вроде того… Опоздал я даве на лужайку-то. Пока ослобонил его да очистил…

— А мы и здесь уже закончили.

— Денис Михайлович, ну мы же еще не свернулись! Долго ли уважить человека? — Виктор освободил место на лавке в простенке между окнами, круто развернул туда свет. — Вот здесь блеск будет! Э! А каска?

— С собой нету. А дома была.

— Надо!

— Дак мигом! — радостно проревел Кондратий и вылетел из дома, задев головой притолоку.

Старики хохотнули.

— Вота охота-то пуще неволи! Как понос мужика прошиб. На пожаре так-то никогда не бегал.

— Зачем тебе все это надо? — спросил Денис Виктора.

— Я же делаю учебный фильм «Характеры». Пригодится. Где еще такой образ схватишь?

— Это уж точно, — согласился Денис. — Учти, пленки только метров семь-восемь.

Кондратий действительно обернулся в минуту. Виктор усадил его на лавку, подкатил свет.

— Терпимо? — спросил он, дав полную дугу.

— Хорошо! — ответил пожарный.

— Вот и отличено! — Виктор поставил жбан Кондратию на колено, велел держать его так, чтобы локоть был торжественно отведен в сторону. Потом долго возились с каской — то нахлобучивали на глаза, то сдвигали на затылок, то лихо заламывали набок. Наконец утвердили. — Вот та-ак! — хлопотал возле него Виктор. — Ужас, как спину напекло! А вы ничего?

— Дак хорошо! Я к огню привычный, — отозвался Кондратий.

Денис утащил стариков к дверям, чтобы Кондратий не видел их лиц. Было смешно, как пожарный силится глядеть на свет не моргая и пытается быть торжественно важным.

— Лопнешь ведь, сосед! — не удержался Макар.

— Не мешай больно-то! — осадил его Кондратий.

Виктор включил камеру. Кондратий выпучил глаза, натужился, но долго так не продержался, зажмурился, расплылся в улыбке, широко показав большие, косившие в разные стороны зубы.

— Прекрасно, но все! — сказал Виктор и выключил камеру.

— Все?

— Все!

— Дак, а показывать когда будут?

— Что показывать? Кино? А. господи, конечно же! Следите за афишами.

— В Стретенье, у клуба следить-то?

— Возможно. Но до клуба, наверно, не скоро дойдет. Обычно сначала в столицах показывают, в больших городах, а потом уж…

— Знамо, сперва там надо. Ну, мы обождем.

Виктор, наверно, еще долго бы отвечал на вопросы Кондратия, на Макар велел хозяину снова затевать самовар, и надо было быстро освободить избу от фонарей и кабелей. Кндратия к самовару не звали, он посидел на лавке, снял со взмокшей головы каску, потер ее рукавом — все ждал, не попросит ли хозяин к чаю, и, сердитый, унес свой жбан.

Едва начали укладывать в автобус «юпитеры», откуда-то снова появился Савелов.

— Уезжаете? — спросил он.

— Собираемся, — ответили ему.

— А мне велено не отпускать вас до приезда председателя.

— А приезд состоится скоро?

— Не успеете упаковаться.

Савелов оседлал мотоцикл и унесся сообщить Леониду Константиновичу, что дело кончено и можно, мол, играть отвальную. Завели газик, посадили в него Митрича, погрузили чемодан, заехали в контору, спросили у специально назначенного человека, не звонил ли Николай Иванович, не обещался ли приехать и, узнав, что звонка из области не было, погнали в Пеньки.

Когда они подрулили к дому, киносъемочный автобус был уже собран к дороге, а гости снова налаживали в избе переборку. Один Василий сидел на приступках автобуса и как-то пусто глядел на измятую, выбитую траву возле Болотникова полисада.

Пока мужики переговорили насчет конченного дела, да сходили на двор умыться, Митрич, молодой ладный мужик цыганского обличья, обставил стол всем, чем богат был его чемодан. Однако обстоятельной отвальной не выходило. Василий, на ночь да на дорогу глядя, выпивать отказался, шоферу даже и вовсе капли нельзя, хозяин умаялся за такой-то день так, что и рюмки ко рту не поднести. Один Макар довольно закрутил головой, да председатель с Митькой Савеловым с трудов-то праведных не прочь были осушить стопку-другую.

А впрочем, по одной-то стопке все сумели, кроме Валентина. Василия решили оставить в Пеньках до утра, и он «позволил» себе. Потом закуска всем понравилась — ее одобрили второй стопочкой, и отвальная потихоньку завязалась.

Леонид Константинович мигнул Митьке найти балалайку, и Митрич не пожалел для гостей пальцев. И «Светит месяц» сыграл с вариациями, и «Семеновну». Старики, было, приободрились подпеть ему на знакомый мотив, но председатель кивнул на открытое окно, дескать, там народ может быть, поэтому неудобно. После этого все занялись разговорами.