Су Тун - Рис

– Вода еще теплая. Мойся.

У Л ун, ощутив неизведанный ранее приступ довольства, раскинул конечности. Слух не тревожили более звуки из внешнего мира. У Л ун погружался в безмолвие и безмятежность. Рис под распластанным телом, за ним весь лабаз стали мерно качаться. Разд ался вдали паровозный гудок. Он по-прежнему в поезде. Тот не спеша ускоряет свой ход. Удивительный, чудный состав, далеко ли увозишь меня?

Ци Юнь не могла отыскать свой зеленый браслет: перерыла шкатулку, все ящики шкафа – нигде ни след а. Два браслета, а их была пара – наследство покойной хозяйки, вручившей пред смертью своим дочерям по одной изумрудной вещице. В ту пору Ци Юнь была тощей нескладной девчонкой: запястья как спички, браслет с них мгновенно слетал. Спрятав в шкаф безделушку, Ци Юнь, как казалось, давно уж о ней позабыла, а ныне нигде не могла отыскать.

Распахнув окно спальни, увидев У Л ун’а, торчащего посередине двора, Ци Юнь крикнула:

– Ты мой браслет уволок?

– Я? Браслет? А на кой мне браслет? На елду чтоб напялить? – У Л ун, помрачнев, заорал на Чжи Юнь: – Вы всегда на меня песьим взором таращитесь. Лишь бы на плешь мне нагадить...

– Не брал, так чего кипятишься? – обдав недоверчивым взглядом У Л ун’а, Ци Юнь помолчала немного. – А в доме-то точно есть вор. То поленья, то рис пропадают. Без вора никак.

– Еще пара намеков, прибью! – распаляясь, У Л ун задрал голову к небу, прищурив невидящий глаз. – Окромя ваших дырок вонючих, мне Небо свидетель, в лабазе не крал ничего. Да и те вы мне сами отдали.

Ци Юнь, сплюнув наземь, захлопнула ставни. Похоже, сестра прихватила с собой безделушку. Ци Юнь заскрипела зубами.

– Да как она смеет его надевать? – зло шептала Ци Юнь, роясь в шкафчике в поисках платья.

Придется идти в особняк досточтимого Лю.

Распахнувшись, железные створки ворот пропустили во чрево дворца отягченную грудой коробок тележку. За ней поспешили войти люди в черном, в которых Ци Юнь распознала взимавших с лабаза от месяца к месяцу «темную подать» громил из Портовой Братвы. Ци Юнь б ыло вошла вслед за ними, но шустрый привратник захлопнул у ней перед носом врата, чуть не сбив её с ног.

– Воровская нора! Что, не видишь, тут люди идут?

– Кого нужно? – слуга через щель смерил взглядом Ци Юнь. – Господин нынче занят: товар принимает. И девок к нему уж полмесяца как не водили.

– Не нужен мне твой господин. Мне к Чжи Юнь. Мне к Шестой госпоже.

– К госпоже? – хитровато хихикнув, слуга приоткрыл одну створку ворот. – Госпожа? Там, за домом стирает твоя госпожа.

Озираясь, Ци Юнь миновала пространный ухоженный сад. На верандах возились с какими-то свертками люди. Тот самый «товар»? Не сумев ничего рассмотреть – да и не было времени и интереса – Ци Юнь через узкий, забитый снующей прислугой проход, только вышла на внутренний двор, как у самого уха раздался винтовочный выстрел. Ци Юнь аж подпрыгнула. С дерева слез приодетый в заморский костюмчик мальчишка, наставил ружье и, мотая стволом, заорал:

– Настоящее! Мигом убью, если будешь меня задирать.

Сын от первого брака почтенного Лю, догадалась Ци Юнь. Приложив руки к сердцу, она затрясла головой:

– Молодой господин, вы до см ерти меня напугали. Осмелюсь ли вас задирать?

У колодца и вправду стирала Чжи Юнь. За прошедшие месяцы тело ее отощало, усохло, увяло. Волосы – видно, уже много дней не свивались в пучок – ниспадали на шею клоками. Мыльная пена по локти окутала руки, н она обоих запястьях – Ци Юнь разглядела зеленые искорки. Вот и браслетик. Увидев сестру, Чжи Юнь выронила деревянную скалку.

– Явилась меня повидать? Я ведь знала, придешь.

У Чжи Юнь покраснели глаза. Она было коснулась предплечья Ци Юнь, но заметив враждебность на темном лице, устремленный ей н аруку взгляд, лишь, потупив глаза, покрутила браслет на запястье:

– Так ты не ко мне, за браслетом пришла?

– Ты мне всё толковала, Шестой госпожою проснешься. Стираешь сама? – бросив взгляд на бадью с разноцветным бельем, Ци Юнь села на край небольшого колодца.

– Да я... иногда. Здесь всё шелк. Его разве служанке доверишь?

– Всё тщишься лицо сохранить, – ухмыльнулась Ци Юнь. – Сколько раз я тебе говорила, не твой удел быть госпожой: продешевила себя и для всех теперь будешь дешевкой. Давно я тебя убеждала, не верь досточтимому: зверь он в одежде людской. С ним тебе легкой жизни не будет.

Чжи Юнь, не ответив, уселась на корточки и, подобрав деревянную скалку, снова взял ась колотить по белью, показавшись Ци Юнь куда более тощей и слабой. Вдруг, приподняв вверх лицо, Чжи Юнь робко спросила:

– С У Л ун’ом ты как?

– Помолчала бы: слышать о нем могу. Вы ввели его в дом, а теперь мне мученье. Всю жизнь изломали.

– Мне снится порой, как он рис в мое лоно всыпает, – Чжи Юнь искривила в печальной усмешке иссохшие губы. – В башке столько дикий вещей у него.

– Замолчишь или нет? – с отвращеньем вскричала Ци Юнь и, струхнув, огляделась вокруг.

Задний двор был безлюден. Давно облетели пионы в большом цветнике, под которым, по слухам, таился забитый оружием склад – баснословный источник убийств и насилия. Вспомнив о смертоубийствах на улицах, трупы во рву, Ци Юнь, спрыгнув с колодца, присела на корточки.

– Днями торчишь здесь в саду, не боишься? Сколько людей господин умертвил, еще больше обидел. Рано ли поздно случится чего.

– Чай мужское, не бабское дело, – достав из колодца ведро, Чжи Юнь вылила воду в бадью. – Что ж про сына не спросишь? Почтенный, вот счастье, так любит его. Мамкам настрого всем наказал, чтобы рос белокожим да гладким. В саду все-все-все без ума от него. Ну а имя нашли – Бао Ю [25] Бао Ю – «обнимающий яшму». . Необычное имя. Надежда одна у меня – подрастет, вот тогда заживу...

– Ой, навряд ли, – Ци Юнь одурело глазела на мыльные руки Чжи Юнь.

В сердце дрогнула нить состраданья:

– Дурёха. Всё будешь терпеть и сносить, пока чадо не вырастет?

Взбив пальцем лохмы сестры, Ци Юнь ст ала сплетать их в пучок на затылке. За этим занятьем всю душу её охватила печаль. Ци Юнь тихо заплакала:

– Как ты да я, две сестры, до такого дошли? Бедолаги мы обе. Браслет. Да на что мне браслет? Перед кем красоваться? Коль мать нам оставила, так и носи, если хочешь.

Ци Юнь, стиснув зубы, тащилась по улице. «Сонмы надежд пошли прахом», оставив в душе только горечь и муку. Сестра на прощанье всучила ей полный орешков и тыквенных семечек белый платок – Чжи Юнь т ак их любила, Ци Юнь же терпеть не могла – и теперь, пробираясь по узким проулкам, Ци Юнь осыпала дар ованным лакомством грязные камни. Выйдя на пристань, к стремительным водам реки Ци Юнь мяла в руках пустой белый платок.