Су Тун - Рис

Сотрясаясь всем телом, хозяин сомкнул свои очи. В пылу исступленного гнева У Л ун разобрал звук забулькавшей в горле слюны. Гнев мгновенно прошел. У Лун вышел из спальни, прикрыв пятерней левый глаз. На дворе две сестры раздирали на ленточки белую ткань. Подобрав с земли пару обрывков, он вытер одним кровь с лица, опоясал другой вокруг стана:

– Издох старый хрыч. Выбил глаз мне и умер счастливым.

Ринувшись в спальню, Ци Юнь, не разжав кулачка, увлекла за собою отрез белой ткани. За ней поспешила Чжи Юнь, и сред игробовой тишины вдруг разд ался то низкий, то вновь высоченный скулеж погребального плача. Работники, выбежав из переполненной залы на крик, натолкнулись у вороха белых клочков на зажавшего око У Л ун’а:

– Отныне лабаз мне подавно прокорм обеспечить обязан: старик меня глаза лишил.

Два отреза закупленной загодя хлопковой ткани лежали на пыльном дворе беспорядочной кучей коротких и длинных полосок. Различные сущности: хлопок и рис источают на солнце легко различимое благоуханье. Весь вечер под скорбные вопли сестер У Лун жадно вдыхал запах свежего хлопка. Душистый и теплый. Он столько скучал по нему вдалеке от родной стороны. Примостившись у кучи обрывков, У Л ун теребил в руках белую ткань, осязая, как то появляются, то исчезают под пальцами мелкие складки.

В осенний, холодный и ветреный день лабаз огласил детский плач. Повивальная бабка, держа на весу обагренные кровью ладони, вбежала во двор:

– Пухлый мальчик. Мои поздравленья, У Л ун!

Тот раскладывал карты. Кривые ряды то и дело разбрасывал ветер; У Л ун подбирал голыши и придавливал карты к земле, но игра, как и прежде, не шла. Собирая колоду, У Л ун покосил правый глаз – левый больше не мог ничего различить – на ладони старухи. Вид окровавленных рук вдруг напомнил ему о забое скотины в селении Кленов и Ив. Он открыл было рот, собираясь ответить... Но так ничего и не вымолвил.

Приоткрывая дверь спальни, У Л ун разобрал, как Ци Юнь обсуждает обличье младенца:

– Странный какой-то. Незнамо в кого уродился.

Чжи Юнь с изможденным лицом под копною всклокоченных грязных волос растянулась в постели. Ее бледный лик острием овощного ножа рассекал лучик солнца, проникший меж с омкнутых ставен. Усевшись на ложе, Ци Юнь пеленала ребенка:

– У Л ун, ты на чадо свое посмотри. Он немного похож на тебя.

С бледно-розовым личиком, с тельцем обтянутым полупрозрачною кожей дитя неуемно пищало. Тасуя колоду, У Л ун наклонился к младенцу:

– И вправду незнамо в кого. На щенка он похож. Народятся кутята, такие же видом. Чай, видел я сук...

– Чуть не сдохла от боли, – Чжи Юнь сорвал аполотенце со лба. – Если знала бы раньше, хоть бей мужикам не дала.

– Ты забудешь, – У Л ун безучастно взглянул на Чжи Юнь. – Только снимешь штаны, обо всем позабудешь.

Ночью УЛун не успел сомкнуть глаз, как услышал «дон-дон»: кто-то лупит в ворота лабаза. Напялив на н оги холщевые туфли, У Л унпоспешил открывать. У лабаза толпились какие-то люди. У Л ун приподнял выше тусклый фонарь – так и есть: досточтимый с прислугой. Овчарка, вертевшаяся возле ног господина, вдруг звонко залаяла. В кузне напротив, в ближайшей лавчонке открылись ворота и ставни. Незваные гости под взорами сонных зевак наводнили лабаз.

– Я за сыном пришел, – заявил досточтимый У Л ун’у. – Тут мне доложили, сынишка Чжи Юнь просто вылитый я. Мои жены, что с ними ни делай, рожать сыновей не хотят. Твоя баба наследника мне народила. Его я возьму. Попытаешься мне помешать?

– А с какой еще стати? – У Л ун помотал головой и повел господина на внутренний двор, еле слышно бурча: – Есть хоть что-то мое в этом драном лабазе?

– Прекрасно! Ты, вижу, разумен в делах, – досточтимый легонько пихнул его в спину. – Были бы все так разумны, давно бы Братву распустил: сам бы сделался Буддой – все ружья с кинжалами в реку, и этих обратно на пристань – поклажу на спинах таскать.

Внимая словам господина, У Л ун удивлялся – зачем досточтимый всё это ему говорит? Я, конечно, не пробовал прежде змеиного яда, но мне ли не знать – ты и есть налит ая губительным ядом змея. У Лун, выдвинув выше фитиль фонаря, отворил дверь в покои. Кормившая грудью Чжи Юнь ошалело раскрыла глаза на ворвавшихся в спальню подручных. Теплая краска стыда разлил ась у нее по лицу.

– Сына мн еродила, – потрепав покрасневшую щеку Чжи Юнь, господин отобрал у нее пестрый ворох пеленок. – И вправду похож на меня. Я его забираю.

– Не дам! – завизжала Чжи Юнь, застучав кулачками по спинке кровати. – Сначала пинком мне под зад, а промучилась ночи и дни, так отдай ему даром?

– Ты мне не перечь, – передав заревевшего в голос младенца слуге, господин взял Чжи Юнь за немытые космы. – Ты знаешь, перечить мне б естолку.

Перемежая стенанья портовою бранью, Чжи Юнь разрыдалась, подняв к господину набухшие влагой глаза:

– Как же я? Мне что делать прикажешь? Ведь сам говорил, если чадо твое, то возьмешь меня в дом. Ну и где же носилки? Ты ртом говоришь или ветры пускаешь? Ребенка взять хочешь, а я не нужна?

– Мои слова всегда имели вес, – отмахнувшись, достойнейший Лю хохотнул, ослепив окружающих блеском набитого золотом рта. – В моем доме пять жен. Ты боишься, еще одной места не хватит? А вот от носилок уволь. Ты хоть в зеркало глянь, подобает ли с этакой рожей залезть в паланкин дома Лю?

– Ты всё хочешь меня уязвить, – Чжи Юнь вытерла слезы. – Плевать на приличия: ты мне всю жизнь исковеркал, и я от тебя не отстану. Вернешься за мною когда?!

– Никогда. Если надо, сама приходи, – господин рассмеялся, направился к двери, задумался, вновь обернулся к Чжи Юнь. – Месяцок всё же здесь посиди, чтобы взад от ворот не отправил. Уж больно вы, бабы, страшны после родов. Смотреть на вас тошно.

За дверью – одна за спиной у другого – У Л ун и Ци Юнь наблюдали, как вслед за достойнейшим Лю из покоев Чжи Юнь изливается сонмище слуг и подручных. Пунцовое личико что было сил надрывавшегося на руках у слуги малыша к удивленью У Л ун’а – ведь дня не прожил, уже выросли слезные железы – было покрыто слезами.

– Скотина, – чуть слышно ругалась Ци Юнь. – Не под небом наглее скотины.

Вдруг вспомнив о чем-то, Ци Юнь побежала вослед покидавшим лабаз посетителям:

– Вы хоть кормилицу чаду нашли? Непременно...