Валерий Кормилицын - Излом

«Ну и народ… Сразу заложат», – вызвав водителя из соседней квартиры, велел отвезти меня в Глеб–овраг.

Там, растопив печь, лёг на любимый скрипучий диван и грустил, глядя в отремонтированный потолок.

Вован успел привести дом в порядок.

Нагрустившись, погонял таракана, в истерике носившегося по подоконнику, и с удовольствием придавил его.

«Вот так будет со всеми моими врагами», – успокоенный, вернулся домой.

В феврале хоронили Степана Степановича. Отравился водочным суррогатом.

«Русские мужики мрут как мухи», – шёл за гробом на его похоронах.

Почему‑то особо не переживал – видимо, успел отвыкнуть…

В этом году стал больше времени проводить дома с семьёй, но чувствовал, что жене в тягость…

«Совсем от меня отвыкла», – сидел перед телевизором или читал книгу.

Дело напоминало хорошо отлаженные часы: я лишь давал указания по стратегическим вопросам и контролировал исполнение.

Философ в конце прошлого года отправился завоевывать Москву, так что в гости больше никто не приходил.

В конце мая мы переехали в новый особняк.

«Да–а! Избушка овражской не чета», – ходил я по дому и планировал в какой комнате что будет.

— Тут биллиардная, тут кабинет, тут гостиная, тут три спальни, тут столовая, тут библиотека, это моя комната, это сына, это жены, – загрузить с пользой все помещения ума не хватало.

«Эх! Гулять – так гулять!» – купил в подарок жене шестисотый «Мерс», а себе новую «Волгу» – любил только эту марку машин.

Летом отпраздновал свой юбилей – тридцатипятилетие.

На этот раз изменил традиции и отмечал дома. Тем более что места было полно. Юбилей, как и положено, навеял грусть… Разглядывая себя в зеркале, увидел залысины, седину на висках и животик.

«Откуда живот‑то взялся?.. – удивлялся я. – Худеть пора…»

Лето посвятил телевизору – глядел всё подряд. Особенно понравилась передача Александра Любимова, где он свёл вместе Жириновского и Немцова. Кудрявый, смазливый Немцов, помахивая «Плейбоем» с завистью отмечал, что Жириновский сфотографировался с порно–звездой Чичолиной…

Вместо того, чтобы погордиться, не нашедший аргументов в своё оправдание Вольфович бодро плеснул в демократический фейс водой из стоявшего на столе стакана.

Народ блаженствовал… и я вместе с ним.

Где‑то в августе, с восторгом и удивлением, увидел на экране телевизора Философа. Он независимо сидел рядом с телеведущим, перед несколькими рядами зрителей.

«Ну даёт Валерий… Далеко пойдёт…»

— Татьяна! – заорал я. – Иди скорее на кузена полюбуйся…

Жена, чуть не за ручку, вошла с Александром.

— Тебя что, какая опасность дома подстерегает? – поинтересовался у неё и с удовольствием заметил, как оба они покраснели.

— Мы с Сашей просто беседовали и пили чай, – небрежно села в кресло и забросила ногу на ногу, явив взору точёные бедра.

«С Сашей, – язвительно подумал я и потрогал макушку, – ну вот… уже и рожки, как у козлёночка, пробиваются…»

— Ты чего за голову хватаешься? – хихикнула она.

— Зачесалось… – стал слушать Валерия.

— О–о! Блогословенный «застой», под которым понимается стабильность.

В Англии «застой» длится уже несколько сот лет и ничего… – рассуждал с экрана Философ. – Наши продажные газеты и телевидение пугают молодежь и обывателей карточками на продукты питания и очередями при коммунистах, показывая время Горбачёва. Но он являлся «реформатором» в самом негативном смысле этого слова… Лучше бы показали брежневский период… Тогда мы были супердержавой, и всякий МВФ не смел указывать как жить.

Нация была сплочённой, и все имели средний достаток.

Бандиты и нувориши даже на горизонте не маячили! По улицам гуляли безбоязненно, и милиция в школах не дежурила.

Все сидели на своих местах!..

Чубайс, Гайдар, Березовский, Немцов руководили лабораториями, а не разваливали страну…

Диссидент Сергей Ковалёв тоже сидел на своём месте, а не оправдывал чеченов, убивающих русских ребят…

Ельцин молился на партбилет, а не распродавал державу… Горбачёв вылизывал зад Брежневу, а не зажигал «Прожектор перестройки», евреи тихонько слушали «Голос Америки» и не рыпались, а товарищ Саахов гордился, что Кавказ являетсмя и кузницей, и житницей, и здравницей,.. но не бандитским регионом… Ельцин не может защитить свою страну,.. даже фигу Западу не может показать,.. потому что пальцев на руке не хватает, — пошутил он.

— А Сталин зато, гастгеливал!.. – раздался несмелый картавый голос из рядов зрителей.

— Сейчас, если расстреляют миллиардеров и продажных чиновников, не получающие зарплату рабочие и бывшие колхозники будут рукоплескать, а наша гнилая интеллигенция, из‑за которой на прояжении сотни лет в России все беды, внешне расстрелы осудит, но внутренне, помня о своих не выплаченных зарплатах и закрытых конструкторских бюро, поддержит акт мести…

— Так пги Сталине же гастгеливали! – раздался всё тот же голос.

— Но никто этого не знал… Подавляющее большинство населения верило ему и гордилось своей страной. А сейчас за год безо всяких расстрелов число россиян сокращается на миллион… Вдумайтесь!!! Так было при Сталине? Женщины не хотят рожать!.. Мужики спиваются от безысходности… Молодёжь думает лишь о деньгах… Ненависть и зависть витают в воздухе… Было такое при Сталине? Матери не знают, чем накормить детей… Рабочий не знает, когда получит зарплату… И постоянный рост цен… О где вы, времена стабильности и застоя… Сталинские репрессии – это время трагедии отдельных личностей, а ельцинская демократия – трагедия всей страны!!!

31 декабря, весь какой‑то издерганный и запыхавшийся, Валерий вышел из такси у ворот моего особняка. Охрана не пускала его, пока не нашли меня. На посту несли службу молодые ребята, не знавшие Философа и не являвшиеся членами ордена русских витязей.

— Ты будто в осаде сидишь! – пожал мою руку. – А где кузина?.. – огляделся по сторонам. – В принципе, неплохо устроился… Когда придём к власти, уютный детский садик получится… Шучу, шучу, – похлопал меня по плечу.

Татьяна встретила брата холодно, даже мне стало неловко.

«Ведь существуют же определённые правила приличия», – мысленно сделал ей замечание, показывая Валерию дом и угощая пивом.

Мои взаимоотношения с женой разладились окончательно, мы даже не спали вместе. Для представительских и иных функций у меня имелись две юных секретарши, которые менялись каждые два месяца.

— Новый год гуляем дома, – сообщил жене и Валерию. – Тишины хочется.

— А это кто? – кивнул он на Александра.

— Новый член семьи, – почему‑то шёпотом ответил ему. – По–моему, даже ночью её стережёт…