Эрик Шевийар - Красное ухо

Тогда она примется за салат.

Значит ли это, что Республика Мали погрязла в тотальной лени, которая и привела страну к такому упадку? Ничего подобного. Под палящим солнцем ни на секунду не замирает кипучая деятельность: мчатся велосипеды по разбитым дорогам (как говорит Тока, все ямы все равно не объедешь, но можно выбирать наименьшие); лепятся кирпичи для постройки великой стены, которая подарит тень целому народу; без устали перелопачивается песок, загружаемый в дощатые повозки и из всех щелей высыпающийся обратно; бесконечное мытье посуды плавно перетекает в бесконечную стирку белья; миллионы рук неутомимо повторяют одно и то же движение, накачивая воду, измельчая зерно, управляя пирогой, шестом отталкиваясь от речного дна. По вечерам в своей комнате Красное ухо дерет глотку. Он голосит, подбирая подходящий тон, рычит и скулит.

Он репетирует сигнал тревоги, которым по возвращении домой собирается оповестить Запад о бедственном положении Африки.

Бум бум бум…

Слышите радостные звуки балафона [12] Балафон — африканский музыкальный инструмент наподобие ксилофона. ? Это палка погонщика гуляет по ослиному крупу — еще одной разновидности африканского тамтама. Ослиная кожа трескается, но звук не меняется — с обычным барабаном так не получится. Муха откладывает яйца в рану, а звук не меняется. Вот это я понимаю инструмент! Но Красное ухо и сам бы бил своего осла, если бы работал перевозчиком песка.

Он бы и Господа Бога ударил, пусть себе ревет.

Ну что ты застыл, как бронзовый конь Наполеона? Мне что, надеть треуголку, чтобы ты соизволил сдвинуться с места? Но! Но, глупая скотина! Давай-ка нападем на банановую плантацию, а затем разграбим ее, это будет наша первая кампания. Потом мы отправимся на песчаный карьер и отвоюем там весь песок, добытый за сегодняшний день.

Сердобольные люди скажут, что я плохо с тобой обращаюсь, но твоя кожа, подобно коже кресел и диванов, рвется не от побоев, а от бесплодных мечтаний.

Между твоими костьми и моей палкой находится чувствительная пленка твоей сущности, которая, проявляясь, являет нам твое тело и твою душу.

Когда-нибудь и твоим ушам найдется достойное применение. Пока же мне от них одни убытки. Равно как и от твоего хвоста.

Но что со мной? Я взволнован: из-под длинных ресниц на меня взирает прелестная незнакомка. Поздравляю, твой маскарад удался [13] Автор, вероятно, имеет в виду сказку «Ослиная шкура» Шарля Перро. . Хотя ты умеешь притворяться и покруче. Стоит тебе только назвать свою короткую серую шерсть фланелью, и тебе уже доверяют целое министерство.

Но напрасно ты надеешься от меня спрятаться.

Возможно, я заставляю тебя работать за двоих, но ты сам виноват. Зачем демонстративно ревешь на два голоса? Зачем поворачиваешься ко мне то левым, то правым боком, в каждом из которых мне видится совершенно самостоятельный осел?

Давай-ка поторопимся, иначе нам никогда не дойти до конца. Просторы здесь бескрайние. Моего кнута ты уже вкусил, а что до пряника, так это тот же кнут, которым я угощу тебя, если мы сильно опоздаем.

А ведь ты чертовски хитер! Сам плетешься сонной рысью, а сердце твое выстукивает такой галоп, что кажется, будто мчишься во весь опор. Как же ошибочна твоя репутация!

Но! Но, кому говорят! Пшел!

Ну а когда ты наконец исполнишь свой лошадиный долг, тебе еще придется выступить для меня в роли зебры. И только не говори, что единственной черной полоски на твоей шее для этого недостаточно.

Ну все, приятель, ты меня уморил. На сегодня хватит.

(Завершив трудовой день, я вытираю пот со лба и втыкаю инструменты в деревянную спину своего осла, где и найду их завтра готовыми к употреблению.)

Автомобилисты шагают за своими автомобилями, велосипедисты — рядом со своими велосипедами. Все что-то непрерывно тянут или толкают. Два колеса без педалей, тормозов и седла — идеальное определение африканского велосипеда. Весь континент держится на трех резинках да десяти спайках. Из пяти дырявых камер нарезается и склеивается одна целая. Из клубка бельевой веревки получаются сиденья и спинки двенадцати кресел, а белье высохнет и на прибрежных камнях.

Ночи в Африке такие темные, что электричество не осмеливается здесь появляться.

Красное ухо ласкает в кармане свой швейцарский ножик. Двенадцать лезвий и одна зубочистка — лучшей гиеновой лапы не сыщешь во всей Африке! Хотя надо признать, что в этом гладком, полнотелом, многофункциональном и высокопроизводительном предмете — целый завод в миниатюре — нет ровным счетом ничего африканского. Просто швейцарский ножик — личный фетиш Красного уха, его маленькая слабость. Инструмент первой необходимости, уместный в любой ситуации, моментально решающий любую проблему, отвечающий на любой запрос, всемогущая длань, хоть и немного грубоватая, чтобы играть на фортепиано, но все же не лишенная определенного такта: смотрите как грациозно она разделывает яблоко.

Тогда как африканским тесаком можно только стебли да головы рубить.

Как бы Красное ухо ни силился доказать обратное, все же он дитя педантичной и кропотливой цивилизации швейцарского ножа. Его стихия — это система, порядок, пунктуальность, эффективность и продуктивность. Он вынимает двенадцать лезвий из красного корпуса с белым крестом и получившимся веером обмахивает свое вспотевшее лицо. Славься, Гельвеция [14] Гельвеция — латинское название Швейцарии. ! Однако именно африканец придумает двенадцать новых способов применения швейцарского ножа, только африканец способен соорудить из него пропеллер или ветряную мельницу.

Босоногий малыш тоненьким прутиком гонит огромное стадо берегом Нигера. На Диком Западе для этого потребовалось бы двадцать три бесстрашных ковбоя.

Красное ухо вопьется в Африку глазами и зубами. Африка запоет и запляшет в его поэме, ей и не снился такой транс. Раньше Африка была нема. Африка ждала своего поэта. И вот наконец пришел Красное ухо. Он впустит Африку в волшебный мир своего воображения. Она зарычит и заревет со страниц его поэмы. Когда европеец ступает на африканскую землю, все поначалу кажется ему непривычным и странным. Тонкий механизм его пяти чувств перегревается и выходит из строя. Он недоуменно озирается по сторонам. Что это? Красота или уродство? Деликатесы или отходы? Благовоние или смрад? Непонятно. «Вот какой будет моя книга! — восклицает Красное ухо. — Она будет непонятной! Не поддающейся анализу».

Никакого сочувствия и ни капли наглости. Не так ли?

Красное ухо хотел бы стать пористым и пройти сквозь Африку, впитывая ее в себя. Он щедро раздает рукопожатия. Он одобрительно кивает, дегустируя блюда местной кухни. Не волнуйтесь, он никому ничего не навязывает, это же культурный обмен. Африка сильно изменит его манеру письма, в этом сомневаться не приходится. Уже сейчас на страницы его черного блокнота то и дело попадают неведомые насекомые. Красное ухо ходит, склонив голову, точно овца в поисках корма. Он подбирает каждую былинку, каждую соринку — великая поэма про Африку все переварит. Как в музеях, где сокровища африканских народных промыслов представлены вперемежку с таинственными амулетами, еще не сказавшими, возможно, своего последнего слова, в поэме Красного уха отразится все, что он увидит. Скоро весь мир узнает, где находится Мали.