Александра Стрельникова - Когда сбывается несбывшееся… (сборник)

«Ну, уж нет, разбирайтесь сами со своим «высоким» искусством, но только без меня», — злорадно думала она, придя домой и набирая номер телефона заместителя директора театра, чтобы сказать, что она хочет уволиться и не желает, чтобы ее оскорбляли.

— Я должна опередить эту стерву, вдруг она решит настучать на меня, — рассуждала Мила вслух, многократно набирая занятый телефонный номер.

Заместитель директора театра, хотя уже и тяпнул по случаю женского дня, но рассуждал здраво.

— Да все это ерунда, детка. Какой-то там старый парик… Ну, обозвала, подумаешь, — говорил мужчина, которого оторвали от праздничного стола. — Она ведь ведущая актриса театра, вы должны это понимать. Ну, не знаю, не знаю… Поступайте, как хотите. М-да, если у нас еще молоденькие гримерши с амбициями будут, как же нам дальше работать…

Много лет спустя, когда Мила вспоминала об этом преднамеренном зле, оно казалось ей какой-то детской шалостью. На нее очень сильное впечатление произвел рассказ одной известной актрисы в какой-то телевизионной программе. Когда ведущий спросил у нее, часто ли ей приходится сталкиваться с завистью, актриса рассказала историю, как однажды ей после спектакля подарили красивые розы с отравленными шипами. Она укололась и очень долго и серьезно болела.

— Да, — невольно восхитилась Мила, — вот это месть, настоящая месть…

А тогда она ушла из театра и никогда больше не работала по своей специальности. Ни в театре, ни на киностудии. Спустя годы, когда все поросло мхом, и Мила работала всего лишь помощницей администратора в Доме кино, все ее знакомые знали, что Мила окончила что-то, связанное с искусством — то ли ГИТИС, то ли ВГИК…И сама она этот миф не собиралась развенчивать.

И теперь она, ох, как много могла бы порассказать об этом самом высоком искусстве, проработав двенадцать лет в московском Доме кино. Престижные просмотры, премьеры фильмов, встречи с именитыми актерами, которых она видела каждый день за стойкой бара или за соседним столиком кафе, где она перекусывала в свой обеденный перерыв, уже давно стали чем-то обыденным Она знала, чего стоят «дружеские» рукопожатия, фальшивые улыбки на публику и даже поцелуи людей, в действительности зачастую ненавидящих друг друга. О знаменитых завсегдатаях этого дома она знала все: кто с кем развелся, кто на ком и в который раз женился, кто чей любовник или любовница. Она бы много интересного могла поведать об одном известном режиссере, которого встречала каждый раз с новой молоденькой актриской. Когда актрисок не было, появлялись просто смазливые девицы с улицы, которым он сулил главные роли в своих кинофильмах. Впрочем… Да разве только он один был этим грешен.

Ее работа в основном состояла из трепа по телефону и многократного питья кофе. Нужно было особо именитых деятелей пригласить на предстоящую премьеру — она их обзванивала, предупреждала. Следила также за тем, чтобы художник во время выпустил афишку для внутреннего пользования с новостями, с премьерами, поздравлениями юбиляров… Иногда развозила по нужным адресам пригласительные билеты на творческие встречи или премьеры. А когда гости приходили — препровождала их в зал на лучшие места. И все в таком духе. Само собой, она ходила на премьеры, просмотры и приводила туда кого-нибудь из своих знакомых. Она, благодаря своей работе, для кого-то становилась полезной знакомой, рассчитывая, в свою очередь, на чью-то благодарность. В общем — киношные тусовки, презентации, проходившие в этом творческом доме, были неотъемлемой частью ее жизни. Этой работой она очень дорожила и ни в коем случае не хотела ее потерять. А уж как довольна была Ирина Михайловна…

Мила открыла глаза, тупо поводила ими по сторонам. И вместе с пробуждением пришло осознание всего. И сразу удушливой волной накатилась депрессивная тоска. Невыносимая, черная тоска. У нее такое уже бывало. Она подумала, что надо бы у матери попросить каких-нибудь серьезных успокоительных таблеток. Валерьянка тут уже не поможет…

Она встала, отдернула шторы и потянулась. Взгляд ее упал на целлофановые пакеты, в которых лежали подарки для Вики, которые принес Виктор. Она подошла к креслу и стала вытряхивать содержимое пакетов. Из одного из них выпал небольшой листок из блокнота, на котором было написано: «Вика, позвони по этому телефону. Надо встретиться. Папа».

Женщина быстро, не раздумывая, подошла к телефону и набрала номер, предусмотрительно прикрыв рукой трубку от своего прерывистого дыхания.

— Гостиница «Заря», — ответили скучным дежурным голосом на том конце провода.

Мила решила, что ошиблась и набрала номер снова.

— Гостиница «Заря», — ответил тот же голос администратора.

— Гостиница, да еще и «Заря», — тупо, со сна пыталась рассуждать Мила, вспоминая, отнюдь не фешенебельную гостиницу, распложенную где-то в районе Выставки достижений народного хозяйства и построенную в давние советские времена для передовиков производства и тружеников полей, приезжавших в Москву на экскурсии.

— А почему не «Метрополь», не «Россия», не гостиница «Москва»? Мест не было? — злорадно ухмыльнулась Мила, направляясь на кухню.

Она налила себе холодного несладкого чаю и жадностью его выпила.

— И вообще, почему гостиница? Ну, положим, ему идти некуда… Но тогда почему он не у нее? У нее-то должна быть крыша над головой? Может, она замужем? И туда нельзя? Вряд ли замужем. Или… — Мила силилась шевелить извилинами заторможенного мозга, — или… или… а вдруг она — не москвичка? И ей идти некуда, кроме гостиницы?

Мила вернулась в комнату, села на диван в раздумье. Взгляд ее скользнул в коридор, где валялись осколки дорогой статуэтки. Она подумала о том, что надо бы поскорее замести их, пока не пришла мать. Но за веником она не пошла, а взяла с тумбочки записную книжку и телефон, который поставила себе на колени.

— Зачем я буду гадать на кофейной гуще, когда есть этот старый стукач, который наверняка все знает, — подумала она и с раздражением стала перелистывать блокнот с номерами телефонов.

Человека, которому она собиралась звонить, звали Иваном Кузьмичом. До недавнего времени он работал в посольстве вместе с мужем. Все знали, что он — службист из вполне определенных «органов». И хотя был Иван Кузьмич предпенсионного возраста, он бы не уехал из этой воюющей страны, если бы не обстоятельства, связанные со здоровьем. Полгода назад как-то после посещения восточного базара он заразился гепатитом — болезнью, очень распространенной там. И его жена, которая заболела тоже, настояла, чтобы они уехали окончательно.

— Только бы он был сейчас не на даче, — подумала женщина, нервно, и от этого ошибаясь, тыча пальцем в телефонный диск.