Ира Брилёва - Приключения вертихвостки

Фёкла долго визжала от восторга, когда узнала, для чего в ее квартиру прибыла столь представительная делегация. Через два часа квартира напоминала филиал крутейшей фотостудии, а вокруг Фёклы суетились одновременно трое стилистов — я посчитала, что так моя затея будет выглядеть солидней. Мой знакомый стилист, не обиженный гонораром, полностью одобрил мою мысль.

Теперь я наконец могла облегченно вздохнуть. Минимум на две недели можно было забыть про Фёклу, вернее, про ее неожиданную и совершенно не нужную мне депрессию.

Фёкла срочно впряглась в работу, и, к моему удивлению и, я бы даже сказала, радости, я вдруг обнаружила, что она — настоящий профессионал своего дела! Предварительное портфолио, которое мне через пару дней показал фотограф, было весьма недурным.

«Вот и славненько! — подумала я. — Когда все это закончится, тем легче мне будет исполнить свое обещание. Глядишь, из Фёклы действительно получится что-нибудь путное».

И тут мне в голову пришла совершенно гениальная идея. Я схватила телефон и набрала номер моей замечательной учительницы французского языка. «Бон суар, Изольда Феоктистовна, — проворковала я, — я хочу составить протекцию одной моей близкой подруге, которая просто мечтает брать у вас уроки французского». Всю эту тираду я, тщательно подбирая слова, изобразила на вполне приличном языке Гюго и Дюма. Приветливое французское поскрипывание было мне ответом на другом конце моего звонка. «Конечно, милочка. Я уже ее жду».

— Фух! Кажется про Феклу я могу забыть подольше, чем на две недели. Изольда так загрузит ее мозги, что мама не горюй, — я даже сказала это вслух и удовлетворенно вздохнула. Хорошо исполненная работа — это мои любимые минуты в жизни.

Шло время, и я даже стала думать, что после внезапного исчезновения наемного киллера Вована, и, следовательно, полного провала их, вернее, её планов, мой враг может быть все же отказался от своих коварных замыслов?

Но его величество случай и на этот раз вмешался в мою жизнь. И весьма своевременно. Если бы не один услышанный мной разговор, то я бы уже совсем было расслабилась. Но уже упомянутый мной «его величество случай» еще раз доказал мне, что ничего случайного в нашей жизни не бывает.

Однажды вечером, недели через три после инцидента на моей бывшей квартире, я ждала Эмика с работы, как вдруг раздался звонок. Это может показаться странным, но звонили на домашний телефон. В наше время сплошных мобильников это было удивительно.

Телефонных аппаратов в квартире Эмика было всего два. Один в прихожей, другой в кабинете. Этот атавизм в эпоху всеобщей телефонной «мобилизации» был просто бесплатным приложением к интерьеру, поскольку оба телефона были сделаны из малахита.

Пока я бежала из кухни через пять комнат к телефонному аппарату скачками, достойными кенгуру, пытаясь достичь эмикова кабинета, сработавший автоответчик заставил меня резко затормозить на гладком, как лед, паркете.

— Эммочка, сынок. Перезвони мне, как придешь. Разговор не для мобильника. Не доверяю вашим новомодным телефончикам, их всегда прослушивают все, кому не лень. Целую, мой родной. Жду звоночка.

Это была Она. Я никогда не слышала ее голоса и видела ее только на фотографии рядом с фотографией Сашка. Но я примерно так ее себе и представляла. Властные нотки в голосе, даже когда она говорит ласково, безошибочно сказали мне, что это его мать.

За то время, которое я прожила в этой квартире, она никак себя не проявляла, и я даже периодически забывала о ее существовании. И вот вдруг этот голос. Что ей нужно? Она хочет, чтобы Эмик ей позвонил, и разговор не для мобильника. У меня ёкнуло сердце. Вот оно! Ах, Филиппыч, Филиппыч. Скорее всего, ты был прав — полезно иногда пожить «в самом логове врага». У меня испортилось настроение. Неужели все это время она просто выжидала, чтобы ее прежние досадные промахи были позабыты! Это было похоже на правду.

Я заметалась по квартире. Часы показывали половину девятого вечера. Эмик обычно возвращался в это время. Я резко остановилась посреди комнаты и прислушалась.

И точно. Ключ повернулся в замке. В коридоре послышалась знакомая возня снимающего пальто человека, и в комнату вошел Эмик. Мне срочно пришлось изображать на лице радостную улыбку. У меня дрожали руки, и Эмик, обняв меня, вдруг насторожился:

— Что случилось? Ты вся дрожишь!

— Не бери в голову. Просто переутомилась.

— Ты совершенно себя не щадишь! Разве можно столько заниматься. Так, с завтрашнего дня берешь отпуск на две недели. Каникулы! В любой школе всегда бывают каникулы. И уедем куда-нибудь. На недельку!

В другой ситуации я бы подпрыгнула до потолка от счастья. Но только не сегодня. Ага, пока я там буду по курортам разъезжать, тут мою Фёклу жизни лишат. А еще и бабМаша рядом с ней.

— Нет, нет и нет. Никаких каникул. Я только начала понимать вкус учебы, а ты хочешь лишить меня этого удовольствия.

Услышав слово «удовольствие», Эмик, который уж было насупился, поняв, что я не собираюсь ни на какие каникулы, оттаял и заулыбался.

— Хорошо. Если это доставляет тебе столько радости, то учись. Но только я настаиваю на твоем полноценном отдыхе. Может, запишешься в какой-нибудь там фитнес, спа или релакс-салон. Я знаю парочку весьма недурственных. Могу порекомендовать.

Я обняла его и поцеловала.

— Ты у меня такой заботливый. Просто чудо ты моё!

Я не кривила душой. Прожив с этим человеком несколько недель, я убедилась, что Эмик действительно чудо. Деньги не оказали никакого влияния на его душу. Он любил детей, жалел кошек и собак и щедро и искренне жертвовал на детские дома. Разве откровенный бандит может себя так вести? Ну, может, только Робин Гуд. Но он англичанин.

Единственное обстоятельство, которое смущало меня во всей этой идиллии, была его мать. Все-таки, люди говорят, что яблоко от яблони… Вот это-то меня и смущало. И даже тревожило.

Просыпаясь ночами рядом с Эмиком, я не могла подолгу уснуть, прислушиваясь к его дыханию, в стотысячный раз задавая себе вопрос, правда ли, что он настоящий? Не ошибаюсь ли я?

Мое сердце говорило мне, что человек, который так нравился мне, настоящий, хороший. Но трезвый ум и небольшой, но оч-чень жизненный мой опыт нашептывали мне, чтобы я не торопилась. Мало ли, как бывает? Люди могут очень тщательно скрывать свою сущность. Да еще при таком отягчающем факторе, как его мать, которую я теперь мысленно прозвала «безумная мадам»!

Несколько раз я порывалась начать откровенный разговор с Эмиком, но каждый раз я умолкала, потому что в последний момент страх брал надо мной верх. Страх того, что, узнав правду обо мне, Эмик поведет себя так же, как его мать, жестко и даже, может быть, жестоко. И я отступала, снова и снова терзаясь неизвестностью и ужасом возможной потери. Это изматывало меня, но придумать какой-то другой выход я не могла.