Иван Сажин - Полигон

Аня вскочила на звонок, сердце у нее забилось сильно. Она забыла о своей грусти, лишь подумала: хорошо, что все заранее приготовлено! Алексей не любит, когда она пытается сделать это при нем… Подбежав к двери и не спрашивая, открыла в счастливой уверенности. Он стоял торжественный, улыбающийся, с букетом розовых тюльпанов в руке.

— Заходи, Алешенька! — радостно приветила она. Едва он перешагнул порог, едва захлопнулась за ним дверь, как она обняла его, порывисто прижалась. Он поцеловал ее, говоря:

— Вот и я!.. Здравствуй, Аннушка! Это тебе, моя родная.

И протянул букет. Тюльпаны были до того нежные, прекрасные, что у нее перехватило дыхание. От цветов веяло той поэтичностью, которая в восприимчивой душе вызывает светлые, возвышенные чувства.

— Извини, пришлось немного задержаться, — сказал он.

— Кто приходит с таким букетом, тому все прощается, — рассмеялась она, любуясь тюльпанами. — Но где же ты достал их?

Загоров считал, что вовсе не обязательно рассказывать, как он на попутной машине поехал за несколько километров в цветочное хозяйство и как вышла задержка на обратном пути.

— Где достал, неважно, — отвечал он с рыцарским великодушием, — важно, чтобы они нравились тебе, моя дорогая.

— Очень нравятся, Алешенька. Такая прелесть! — Она поднесла тюльпаны к смуглому лицу; из-за розовых бутонов блестели ее агатовые глаза. — Проходи, голубчик мой.

— Спасибо.

Он снял фуражку, неторопливо причесал русые, шелковистые волосы, заботливым взглядом окинул себя. Казалось, он родился военным и никогда никем иным быть не может. Прошли в комнату.

— Какая ты красивая сегодня! — сказал он, привлекая любимую к себе, и после каждого поцелуя спрашивал: — Ну как ты тут?.. Соскучилась?.. Ждала меня?..

Она отвечала кивком головы, вся светилась от радости — и глаза, и влажные, алеющие от поцелуев губы. Каждая жилочка в ней трепетала от счастья встречи.

— Спасибо, Алешенька, что пришел! Давай присядем…

— А я хочу сначала наглядеться на тебя, — озорно, по-мальчишески улыбнулся он. Теплыми ладонями взял ее лицо, с минуту неотрывно всматривался в него. — Какое счастье, что ты у меня есть, — прошептал он.

Обычно его серые глаза поражали выражением твердости, почти холодности. Сейчас они нежно сияли, и все лицо от широкого лба до подбородка было смягченным, растроганным, словно он сбросил маску всегдашней суровости.

Аня уже давно угадывала оттенки его настроений, и сейчас сдержанно-стыдливо потянулась к нему, закинула ему за шею руки. Он истосковался по ее теплу и ласке, был порывист, нетерпелив.

…Ей пришлось потом заново делать прическу, переодеваться. А он ходил за ней по пятам, целуя то шею, то плечо, и она чувствовала себя на седьмом небе. «Надо объясниться с Алексеем, и нам всегда будет так хорошо», — решила она. Тут же принялась накрывать на стол.

В душе она благодарила Любу за помощь, не забывала и ее советы. Когда сели за стол, выпили вина, начала с той осторожностью, на какую способны женщины, если они хотят чего-то добиться:

— Кушай, кушай! Ты очень худ, тебе надо поправляться. Если бы мы жили вместе, я бы так о тебе заботилась!

Он посмотрел на нее с ласковым укором:

— Опять Елена написала?.. Говори, родная, что у тебя там на душе.

Лицо ее вдруг порозовело от волнения и решимости.

— Алешенька, извини, но я так не могу больше. Ты часто уезжаешь, а я даже не смею спросить в полку, где ты. Кто я тебе, как назовусь?.. Устала и отвечать на глупые вопросы, почему занимаю твою квартиру, а ты живешь отдельно. Я уже не говорю о прочем.

Он погладил ее по худенькому плечу, вздохнул и качал:

— Честно признаться, меня пугает семейная жизнь после того, как женился мой товарищ по училищу. Дружил он с девушкой — водой не разольешь, а едва расписались — тут и началось! Ссоры, оскорбления, дошло до измены. Боже мой, что мне однажды довелось увидеть и услышать! До сих пор холодом окатывает, как подумаю. — Он помолчал, вспоминая. — Я тогда собрался в отпуск и получил от товарища телеграмму: срочно приезжай. Попал к ним как раз в тот день, когда они подали на развод, делили мебель и вещи… Все это не передать никакими словами.

— Не у всех же так складывается, — возразила она.

— Это понятно. Но зачем нам спешить?.. Вот я пришел к тебе, и у нас праздник, какой другим во сне не снится. Конечно, мы с тобой чаще расстаемся, зато не знаем, что такое семейные неурядицы. И у нас такие встречи, которым позавидуют самые счастливые женатики. Ну как, убедил?

Аня промолчала. Он принялся было за еду, но отложил вилку.

— Тебе хочется еще что-то сказать?

— Извини, Алешенька, — тихо и не совсем уверенно отозвалась она. — Может, я и не права… Но мне все-таки кажется, что счастье — не только праздничные булки, но и черный хлеб на каждый день. Пусть иной раз черствый, горький, но хлеб.

Он глянул на нее озадаченно.

— Не совсем понимаю тебя…

— Что ж тут не понимать? — Голос ее обрел силу и убежденность. — Вот ты говоришь, что счастье — в радости встреч. А мне оно видится в заботах о близком человеке… Иной раз купила бы что-то, приготовила, поделилась с тобой мыслью, сомнением, отвела душу в разговоре. А тебя нет рядом — и не хочется ничего делать, ни думать, ни говорить. Все тускнеет, как в дождливый день. И ощущение такое, будто живу я совсем-совсем напрасно.

— Тебе хочется, чтобы мы чаще встречаюсь?

— Мне хочется, чтобы ты был всегда рядом. Всегда, понимаешь?.. Проснусь среди ночи, а в квартире пусто. Нападет какой-то страх, полезут раздумья, и я не могу больше уснуть. Утром встаю разбитая…

— Короче говоря, ты хочешь, чтобы мы жили вместе, — перебил он ее, начиная нервничать. — Но если мы будем мужем и женой, то ведь я все равно не всегда буду рядом. Я же военный, Аннушка!

— Но будет рядом кто-то, кому нужна моя забота и защита. В нем я буду видеть тебя. — Она выводила черенком вилки на скатерти невидимый узор и не поднимала на него темных, грустных глаз.

Загоров отставил тарелку с недоеденным салатом, тяжело вздохнул.

— Ты хочешь иметь ребенка?

— Да, хочу.

— Что ж, я тебя понимаю. Желание материнства — святое желание. Без него не было бы и нас с тобой.

Он вдруг замолчал, не хотел больше ни пить, ни есть. Поскучневшими глазами смотрел перед собой. Аня пристально глянула на него раз-другой, смуглое лицо сделалось виноватым, расстроенным. Уже не рада была, что завела этот разговор. У нее же мягкий, податливый характер, и она так боится заслужить его неудовольствие.

Однажды он позвонил ей на работу, а у них как раз было собрание. Выслушав объяснение, он обронил до свидания, и повесил трубку. После этого не заходил дней десять… Был бы мужем, не делал бы таких фокусов. Подулся бы да и остыл… Потом, разумеется, у них была радостная встреча. Но пока Аня дождалась этой встречи, у нее изболелась душа.