Иван Сажин - Полигон

— Оскорбительное и вызывающее поведение Виноходова на собрании вынуждает нас принять неотложные меры. Выношу на ваше голосование. Первое. Лишить Виноходова слова и отложить рассмотрение его персонального дела, поскольку вины он своей не осознал, ведет себя крайне бестактно. Кто за это предложение, прошу голосовать.

Неожиданный поворот в ходе собрания вызвал среди присутствующих замешательство. Не все понимали, куда клонится дело, и потому руки поднимали неохотно. А все-таки предложение приняли.

— Второе, — оживился Адушкин, — Виноходов сегодня оскорбил нас, выразил нам свое презрение. Мы отворачиваемся от него, выражаем ему свое презрение — лишаем его товарищеского общения и участия. До тех пор, пока не извинится.

Гурьян беспокойно оглянулся, не видя ни в ком сочувствия. По его спине прошел холодок. Однажды ему довелось познакомиться с этим тягостным наказанием. В шестом классе он, второгодник, обидел девочку, а затем поколотил паренька, который вступился за нее, и на собрании по предложению старосты класса все отвернулись от него. Дело зашло так далеко, что ему пришлось переводиться в другую школу. А здесь-то не переведешься!

— Кто за это предложение…

Виноходов резво вскочил; на чернявом лице были растерянность и раскаяние.

— Обождите! — попросил он. — Обождите…

— Шо, припекло! — насмешливо кинул Савчук. Ни один мускул не дрогнул на лице Адушкина.

— Виноходов, мы только что лишили вас слова. Говорить с вами будем теперь лишь на следующем собрании.

— Но я хочу извиниться.

— Об этом скажете после принятия решения. — Председатель снова обратился ко всем: — Кто за второе предложение, прошу голосовать.

На этот раз танкисты единодушно вскинули руки и как бы сразу отдалились от Гурьяна. Он сел и сдавил ладонями голову.

— Третье. Написать письмо по месту призыва. Пусть работники военкомата разъяснят гражданам Виноходовым, что те десятки, которые они часто присылают, оказывают на их сына разлагающее влияние: он стал на путь пьянства. Кто за это предложение, прошу голосовать.

«Вот это взяли его в оборот! — ликовал в душе комбат, поглядывая на комсомольцев. — Вот тебе и мальчишки!.. Все же коллективное мнение — великая сила. Тут для упрямца один выход — покориться».

Майор Загоров гордился своими танкистами, испытывал чувство восхищения. Ему казалось, что он открыл для себя новую истину, хотя, понятно, истина была старая… Неожиданно поймал на себе торжествующий, насмешливый взгляд Чугуева. И тут же понял, что хотел сказать замполит: возвышай эту коллективную силу, поддерживай, умело опирайся на нее.

«Да, Василий Нилович, разул ты мне глаза! — радовался и досадовал комбат. — Если эта сила в трудный час примет решение стоять насмерть, так и будет. А попытайся кто-нибудь не подчиниться, как Виноходов, его остановят взглядом, словом, а то и выстрелом…»

— Разрешите? — попросил Индришунас и поднялся, рослый, плечистый, со следами волнения на лице. — Я так думаю: надо, чтобы его мать не только не присылала сынку «пьяных» денег, но чтобы и не имела нехорошего заработка… Не знаю, как лучше выразить… Пока Гурьян среди нас, мы не допустим его к плохому, а вернется он осенью домой, и снова пойдет по старой дорожке.

— Понял, — сказал Адушкин, размышляя. — Итак, четвертое. Обратиться в соответствующие органы, чтобы те проверили, какие левые выручки считает гражданка Виноходова. Кто — за?

Когда все дружно подняли руки, он подытожил:

— Единогласно. — И что-то подчеркнул на листке бумаги. — Что ж, я думаю, прислушаются к нашему мнению.

Опечаленный и растерянный, Гурьян слушал это словно во сне, словно со стороны смотрел, как решается его участь. И сознание нелепой ошибки овладело им. Нет, он вовсе не жалел, что выпил и опоздал из увольнения, он жалел, что опрометчиво повел себя на собрании. Как они могли столь быстро и глубоко разглядеть его?.. Да, Гурьяна не испугали бы ни выговор, ни исключение из комсомола. Сколько раз, помнится, мать пеняла ему: «Ни к чему комсомольство тебе, сынок. Только нервотрепка да лишний расход».

— Еще предложения будут? — спросил Адушкин, обводя взглядом притихших в осознании происходящего товарищей. — Тогда сделаем исключение и послушаем Виноходова. — И сел, суровый, неуступчивый. «Посмотрим, что теперь запоешь!» — читалось на лице.

Забияка поспешно вскочил, сделал глотательное движение, так как пересохшее горло плохо повиновалось ему.

— Я прошу ребят извинить меня. — Голос у него дрогнул. — Я тут погорячился… думал, это так…

Урок был предметный. В ленкомнате установилась выжидающая тишина. Адушкин поднялся, Губы его были жестко сужены.

— Перед этим вы заявили, что мы развели тут детский сад, — хмуро начал он: — Так вот, извинения принимаются сразу в детсадике. А мы подождем и посмотрим, как вы прилежной службой, достойным поведением докажете готовность к раскаянию. Вопрос об извинении, как и ваше персональное дело, рассмотрим на очередном собрании. Возражений нет? — спросил он сидящих в зале. — Голосовать не будем. Повестка дня исчерпана.

Танкисты поднялись и, сдержанно переговариваясь, двинулись к дверям. Гурьяна обходили, точно боялись нечаянно задеть. Он смотрел на всех жалкими, виноватыми глазами. Да, с ним теперь никто не заговорит, не пошутит. До следующего собрания.

Комбат и замполит вышли вместе. Оба были задумчивы. «Такие меры посильней встряхивают душу, чем любые другие», — размышлял Загоров, поглядывая на шагавшего рядом Чугуева. В нем было много чистого, ясного света, доброты и мудрости. Как же раньше не замечал он этого? Вздохнув, признался:

— Ну, Василий Нилович, убедил ты меня нынешним собранием, что не нужно выдумывать никакой фронтовой философии!

— Если так, я рад, — отозвался замполит и добродушно заметил: — Это просто стечение обстоятельств.

— Почему просто?.. Ты эти обстоятельства направил куда нужно и как раз ко времени. Раньше я так думал: проводятся собрания, налажена политработа — и ладно. А вот сегодня понял: иной раз на таких собраниях люди заново рождаются… Только ведь это бойкот! — Он вопросительно глянул на собеседника. — В армии бойкоты запрещены.

— Не хватать же комсомольцев за руку! — ухмыльнулся Чугуев. — Как решили, так пусть и будет. Это не помешает Виноходову отсидеть на гауптвахте. А там проведете очередное собрание, и все снова станет на свои места. По командной-то линии вы с ним молчать, конечно, не будете.

— Что ж, ладно, Василий Нилович!.. А кого прочат к нам вместо тебя?

— Еще не решено. Завтра станет известно.

— Тогда бывай здоров, замполит полка!

Они пожали друг другу руку и разошлись.

Лейтенантов ждали.