Иван Сажин - Полигон

— А тут я изобразил житие Гурьяна до службы я армии. Кое-как добив восьмой класс, он поступает я торговый техникум. Однако через год бросает его и пытается вести иную, более привлекательную жизнь. И сожалению, его взял на прицел один сердитый участковый и заставил трудоустроиться. Так Гурьян Виноходов влился в рабочий коллектив ремонтного завода…

Прыснул от смеха и продолжал:

— На следующем рисунке вы видите одухотворенное, слегка испачканное машинным маслом лицо танкиста, бывшего механика. Мама прислала ему очередной червонец на мелкие расходы.

Карандаш карикатуриста остер и точен, как и язык. Черты лица Виноходова схвачены метко, хотя и гротескно изменены: и волосы торчат больше обычного, и губы сильно вытянуты, как у сластены и упрямца.

— Да-а, этот парень зол на язык! — тихо заметил Загоров. Ему вначале не понравилась затея замполита.

— Ванясову в рот палец не клади — отхватит, — подтвердил Чугуев тоже тихо.

Между тем художник, выждав, пока улягутся шутки и смех, начал комментировать следующий рисунок:

— А здесь наш Гурьяша, измученный сухим армейским законом, влетает в первый попавшийся гастроном и просит отпустить ему бутылку коньяка за восемь двенадцать.

Из-за русых, черных и светлых солдатских голов, из-за дергающихся от смеха спин не разглядеть очередного рисунка. Пришлось довольствоваться объяснением.

— Почему Гурьян остановил свой выбор на коньяке?.. Он у мамы единственный сыночек. А мама работает в магазине, вино на разлив и, как стало недавно известно, по вечерам считает левую выручку.

Загоров слушал с нарастающим интересом. Ему, выросшему без родителей, не знавшему власти денег, вдруг начало приоткрываться нечто такое, о чем он раньше и не предполагал. Нет, это не забава, не праздное зубоскальство, а нечто серьезное, нужное для воспитания людей. Зло высмеивалось изобретательно, хлестко. А еще Ванясов своими рисунками и пояснениями к ним раскрывал солдата Виноходова с той стороны, с какой его никто не знал. Так вот что выведал Чугуев, побывав у его родителей! Стало быть, парень вырос в семье, живущей на левые доходы. Отсюда его отчужденность, замкнутость, неприятие трудностей. Его мамаша, имея легкий шальной заработок, видимо, ничего не жалела для любимого чада, и вырастила лоботряса…

— Но вернемся к приобретенному коньяку, — продолжал Ванясов, смеясь и повышая голос. — Вот в этом укромном уголке Гурьян мастерски раскупоривает сосуд и выпивает его содержимое, затем локализует спиртной запах двумя бутылками ситро…

Последний рисунок вызвал особое оживление среди танкистов, посыпались иронические замечания. Кто-то из солдат, изнемогая от смеха и толкая локтем своего соседа, громко говорил:

— Нет, ты посмотри, как изогнулся-то Гурьян!.. Как глазами косит, будто боится чего…

— Конечно, боится! — подхватил Ванясов. — Вот здесь наш гуляка заметил патруль и, шатаясь, уходит напрямик через ограду. Наконец он добрался до части и предстал перед дежурным… На этом мы заканчиваем иллюстрированный рассказ о похождениях бравого танкиста Гурьяна Виноходова. Чем все закончилось, вы хорошо знаете.

Танкисты дотошно разглядывали рисунки, задавали художнику шутливые вопросы. Тут же стоял и виновник необычного представления. Злой, взъерошенный, он не сводил с Ванясова взбешенных глаз и, кажется, готов был учинить кулачную расправу.

Рослый Индришунас, положив ему на плечо крупную руку, заговорил с дружеской усмешкой:

— Что, Гурьяша, просифонили тебя?

— Пошел, чего лапы кладешь? — истерично дернулся Виноходов.

— О, ты начинаешь нервничать! — Руку с его плеча Индришунас снял. — Тебе не нравится критика?

— Издевательство это, а не критика!

Ванясов повернул к нему голубоглазое, разрумянившееся лицо.

— Ты, Гурьян, не ценишь внимания товарищей. Это же дружеский шарж! И это забавно… Хочешь, подарю на память рисунки?

— На хрена они мне сдались, твои рисунки! Да и ты тоже… — Сплюнув, Виноходов подался прочь.

— Ага, заело, заело! — язвительным криком окатил его Ванясов.

Солдат тяжело задышал, сжимая кулаки. Остановился, ловя темным ртом воздух… Что верно, то верно: заело его крепко. Он ума не мог приложить, откуда стало известно, где работает его добычливая мама, как по вечерам считает левую выручку, иной раз не стесняясь открыто говорить о ее хмельных истоках. Именно этого ему больше всего было стыдно. Конечно, он с детства пристрастился к беззаботной жизни, любил деньги; но то, как мать добывала их, вызывало у него брезгливость. Он никогда не рассказывал ни о своих родителях, ни о том, почему ушел из торгового техникума…

Виноходова тянуло в драку. Он испытывал в ней неистовую потребность, и если бы позволили, изуродовал бы этого пачкуна с институтским значком… Увидев комбата и замполита, потихоньку ретировался за спины товарищей. «Затея в самом деле необычная! — думал Запоров, насмешливо наблюдая за любителем коньячных напитков. — Разглядели тебя, братец, точно под микроскопом. Глубоко разглядели…»

Между тем все собрались. Пришел сменившийся с наряда секретарь комсомольской организации батальона сержант Адушкин и возвестил:

— А ну по местам, орлы! Пора открывать собрание.

Танкисты начали рассаживаться, бойко разговаривая, кидаясь размашистыми остротами.

— А рисунки явно не под нос пришлись Виноходову! — заметил Чугуев. — Ишь, как ерзает на стуле. Будто на ежа его посадили.

— Неплохо, неплохо придумано, — согласился комбат.

Ребята все еще находились под впечатлением от карикатур и едких комментариев к ним, продолжали шутить. Однако после того, как Адушкин, уставший за сутки дежурства, с лиловыми тенями под глазами ледяным голосом доложил о сути дела, насмешливая веселость на лицах начала сменяться серьезностью. В президиум были избраны майор Чугуев, сержант Адушкин и ефрейтор Ванясов.

Загоров подсел к молодым солдатам. Чрезвычайный, собранный, он пристально и с каким-то новым чувством присматривался к ним: «Совсем, совсем мальчишки!.. Не изменились ли они, не утрачивают ли бойцовские качества? — На мгновение комбат почувствовал тревогу, но тут же успокоил себя: — А почему они должны измениться?.. В них есть все, что было в отцах, когда они во весь рост поднимались в атаки под пулями. Понадобится — встанут и сыновья. Только вот беспечны они не в меру…»

Он на минуту прервал свои раздумья, прислушиваясь к тому, что говорилось на собрании. Как и следовало ожидать, страсти накалялись. «Так в чем я не прав? — вернулся комбат к важным для него размышлениям. — Ведь я забочусь, чтобы эти самые парни не ходили недоспелыми арбузами, а становились доблестными бойцами, готовыми к любым испытаниям. Если не пригодна для этой цели фронтовая философия, то необходим какой-то другой ускоритель для созревания солдатских душ». Комбат Загоров принадлежал к числу ищущих людей. Волевой, энергичный, любящий власть и славу, он постоянно был занят решением важного вопроса: как сообщить танкистам побольше нужных знаний, привить необходимые в бою навыки. Но при этом забывал об одной важной истине: людей надо не просто обучать, не просто добиваться, чтобы они мужали, но и воспитывать.