Яков Шехтер - Любовь и СМЕРШ (сборник)

— Смотри, ты предупрежден, — сказал Зеев и моментально сменил тему. — Водки хорошей привези.

— Водки? В Москву? А квасу не захватить? У нас тут в Кфар-Хабаде отличный квас делают.

— Оставь свой юмор, — мрачно изрекла трубка. — Московскую водку невозможно пить — вся паленая.

— Какая-какая? — не понял я.

— Вот видишь, — ехидно произнес Зеев, — ты ни местного диалекта не знаешь, ни местных проституток не видал. Пропадешь ни за понюшку табаку вместе со своим Сохнутом.

Организация, в которую на год поднанялся Зеев, была в некотором роде, конкурентом Еврейского Агентства.

— Паленая, — продолжил он, — значит самопальная, поддельная то есть. Местные «махеры» гонят ее в полевых условиях, потом разливают по бутылкам и сдают в торговую сеть. По внешнему виду от оригинала не отличишь, но пить невозможно. Я уже несколько раз накалывался. Покупаю водку только по большим праздникам, и каждый раз точно в девятку.

— Так может тут проблема не российского рынка, а твоя личная? — осторожно поинтересовался я.

— Ты это, — огрызнулась трубка, — прибереги соль для салата. Нечего товарищу раны посыпать.

— Ладно, привезу тебе водку, — пообещал я. — Утешу страждущую душу.

Пообещал и забыл. Закрутился в предотъездной суете: оформлении документов, подготовке выступлений, согласовании встреч с московскими издателями, сотрудниками журналов, критиками. О просьбе Зеева я вспомнил только в самолете, когда стюардесса, проталкивая по проходу тележку «Duty free», задела мою руку с чашкой, и капли чая, черные, словно слезы трубочиста, оросили инструкцию Сохнута.

Кофе я не люблю, и почти двадцать лет жизни на Ближнем Востоке, пронизанного бесконечным кофепитием, не переменили моего мнения. Кофе тут варят по любому поводу: обжигающе горячий, крепкий, с кардамоном. Первое время я пил его наравне со всеми, но скоро почувствовал, что поры моего тела потихоньку закупориваются хрусткими коричневыми крупинками.

С тех пор я употребляю исключительно чай. Горячая душистая влага распаривает кожу, выгоняя вместе с потом раздражение и обиды. Чай успокаивает, очищает, а от кофе я становлюсь нервным и озабоченным.

Черную бурду, подаваемую в самолете, трудно было назвать чаем, но я попросил полную чашку и решил, наконец-то, ознакомиться с инструкцией Сохнута, которую мне настойчиво рекомендовали прочитать несколько раз и вообще, на всякий случай, всегда носить с собой.

Инструкция представляла собой собрание самых зловещих случайностей и совпадений, которые когда-либо могли выпасть на долю израильтянина, оказавшегося в России. Она напоминала правила поведения на стрельбище, которые нам вбивали во время прохождения военной службы.

— Не с каждым такое может случиться, — объясняли офицеры, проводившие инструктаж перед началом каденции резервистов, — но каждый пункт данного документа написан кровью.

В глазах составителя сохнутовской инструкции Россия представлялась чем-то наподобие прерий Дикого Запада, которые вместо лошадей и ковбоев населяли белые медведи и милиционеры.

Не успел я насладиться чтением этого в высшей мере увлекательного документа, как меня толкнула тележка стюардессы. Чай пролился и по прихотливой игре ассоциаций я вспомнил про обещанную водку и поспешил купить бутылку «Абсолюта». Мне выдали ее, элегантно обтянутую в предохраняющую от ударов полиэтиленовую сеточку, и завернули в мешочек с эмблемой «Эль-Аль», украшенный кокетливой надписью про небесный магазин с ценами ниже земли.

Таможенный досмотр, паспортный контроль и прочие прилетные процедуры прошли в Шереметьево быстро и без проблем, как в любом аэропорту Европы. Сотрудники были вполне любезны и шустры, а уголовных носильщиков, готовых вырвать из твоих рук багаж, чтобы за бешеную цену перенести его на сто метров к автомобильной стоянке, и вовсе не оказалось. Тележки, точно как в Бен-Гурионе, ничего не стоили и стояли на каждом углу.

«Устарела, устарела инструкция», — подумал я и, взвалив чемодан на бесплатную тележку, покатил искать встречающего. Он, в полном соответствии с забракованным мною документом, стоял у выхода, сжимая в руках табличку, на которой красовалась моя фамилия.

Ехали долго, и я с интересом разглядывал несущиеся навстречу рекламные щиты. Большинство из них были такие же, как в Израиле: Икеа, Нокиа, Панасоник. Удивляло то, что все по-русски, но и к такому можно привыкнуть.

Среди плакатов иногда попадались перлы:

«Мы вас любим и делаем скидки!

Для настоящего коммерсанта пятнадцать лет не срок!

Хватит мечтать, пора обLADAть!

Замочил соседа — застрахуй квартиру!»

Войдя в лобби гостиницы, я с подозрением огляделся. Для самого большого публичного дома Европы лобби выглядело весьма прилично, никаких намеков на буйство разврата мой встревоженный взгляд не обнаружил. Девушки у стойки администратора держались очень приветливо, но не более того.

Затащив чемодан в номер, я быстро разложил вещи, узнал по телефону как звонить ко мне из-за границы, отправил жене SMSку и пошел в ванную. Кран с горячей водой оказался почему-то не слева, а справа и это небольшое напоминание о российской реальности чуть не обожгло мне руку. Из крана текла не вода, а кипяток, хоть чай заваривай. Пока, отыскивая баланс, я лихорадочно крутил «холодную» ручку, зазвонил телефон.

— Жена, — подумал я. — Приятная оперативность.

Но это оказалась не жена.

— Лечебный массаж? — вкрадчиво спросила трубка. — Релаксация, полное снятие напряжения?

Судя по тону, мне предлагали снимать напряжение совершенно конкретного вида.

— Спасибо, — сказал я. — Обойдусь своими силами.

— Но это вредно, — огорчилась трубка.

— Про свои силы — это в другом смысле, — поправился я. — В том, что я не нуждаюсь в ваших услугах. Всего хорошего.

Завтра мне предстояли две встречи с читателями и множество звонков. Я принял ванну, улегся в двуспальную кровать и моментально заснул. Разбудил меня стук в дверь. Еще плохо соображая, что происходит, я накинул халат и отворил. За порогом стояла девушка в гостиничной униформе. От стандартной она отличалась длиной юбки, и глубиной декольте.

— Мужчина? — спросила она, изображая соблазнительную улыбку. — Хотите отдохнуть?

— Да, да, да! — зашипел я, наливаясь злостью. — Очень хочу…

Но не успел я завершить фразу, как девушка воскликнула:

— Чудесно! Сейчас вам пришлют девочку.

И тут я совершил стратегическую ошибку.

— Спасибо, но у меня уже есть, — произнес я, начиная закрывать дверь.

С девушкой произошла моментальная метаморфоза. Соблазнительность точно ветром сдуло, ярость исказила ее черты, она резко всунула ногу в щель и так наподдала дверь, что я, не ожидавший удара, отлетел в сторону.