Яков Шехтер - Любовь и СМЕРШ (сборник)

Как и Шая, Паша окунулся в большую коммерцию малого бизнеса, и вскоре дела позвали его в Иерусалим. Они не виделись уже несколько лет и перемена, произошедшая в Пашиной внешности, была разительной.

— Да тебя не узнать, — воскликнул Шая, разглядывая лапсердак, бороду и цицит. — Настоящий харидей! Святой истинный магендовид, хоть в раввины записывай.

— Ты на себя посмотри, — буркнул Паша, — если меня в раввины, то тебя в даяны.

Он поставил коробку на тротуар, внимательно оглядел Шаю и расхохотался.

Встреча старых друзей стремительно переместилась за столик шашлычной. Приняв по стакану ледяного пива и выправив, тем самым, температурный баланс перегретых организмов, они немедленно заказали по второму, утолили голод горячими ломтиками мяса, и пустились в воспоминания.

Ничто так не способствует установлению дружеской атмосферы, как литр холодного пива, принятый на грудь стремительными движениями утопающего.

— Так у тебя тут магазин? — понимающе заметил Шая, улавливая вилкой скользкую маслину.

— Нет, — помотал головой Паша, ухватывая изрядный кус питы. — Я по спецзаданию.

— Это как это так? — удивился Шая, отправляя в рот неподатливую маслину.

— Сиди там, слушай сюда, — ответил Паша, подцепляя корочкой изрядное количество хумуса. — Сейчас расскажу.

Он прожевал питу, залил провалившуюся внутрь пищу изрядным глотком пива и начал:

— Я человек свободный. Не «хилони», то есть Б-гохульник, как нас «досы» называют, а свободный. И всей свободой своей верую в еврейского Б-га полной верой. Настоящей, той, которая в сердце. Не в список ограничений и запретов, людьми сочиненный, а в Него и только в Него!

Запреты же напоминают мне обручальное кольцо. Есть женщины, хоть и с кольцом на пальцы, а такое вытворяют! А у других, хоть и без кольца, — не допросишься.

Так вот, со времен Моисея каждый раввин хочет отличиться, выделиться из серой раввинской массы. Ночи не спит, все ищет, чего бы такого еще запретить. Тут гайку поджал, там винтик закрутил. Откроешь учебник еврейской истории — сплошные знаменитые раввины.

Паша приложился к пиву и в немом изумлении помотал головой.

— Ух, хорошо!

— Чего хорошего-то? — переспросил Шая. — Запреты, по-твоему, хорошо?

Паша только рукой махнул.

— Пиво хорошо, дурень ты этакий. Давай еще по бокалу замахнем.

— Давай, — согласился Шая и показал официанту два пальца.

Паша вытащил из кармана пачку дешевых сигарет «Ноблес» и, грустно покачав ее на ладони, сунул в карман.

— Бросил, — сумрачно заметил он. — Тренирую силу воли.

Уставившись в окно, он несколько минут внимательно изучал прохожих, словно выискивая знакомое лицо, а потом быстро вытащил сигарету и закурил, обдав Шаю струей едкого дыма.

— Живу я недалеко отсюда, на улице Бен-Аялон. Тихое место, хорошие соседи. Наша улица соединяет два религиозных квартала. Слева пейсатые, справа кипастые, а посередине мы, истинно верующие. До поры, до времени жили мирно, сосуществовали, так сказать. Но после выборов нового мэра Иерусалима «досы» словно с цепи сорвались.

В прошлую субботу после завтрака, собрались мы с Шуркой на пляж, в свободный город Тель-Авив. Сели в машину, выруливаю из-под дома, а на улицу выехать не могу. Знак там у нас стоит — «рука». Пропусти, то есть всех, кто попадется. А они, пейсатые, сплошной стеной прут. Бабы с колясками, мужики с детьми за руку. Валят толпой по тротуару без всякого просвета. Черные рыцари Иерусалима, понимаешь!

Ну, посидели мы несколько минут, подождали. Потом смотрю, дело-то нечисто! Как доходят они до конца улицы, так сразу и обратно. Специально, чтобы не дать нам выехать. Я давай бибикать, а толку никакого. Как в пустоту. А Шурка моя ехидно так замечает: поздно, мол, спохватился, Пашенька, говорила я тебе, голосуй за МЕРЕЦ, а ты ЛИКУД, ЛИКУД, Биби Натаниягу. Вот теперь ликуй и бибикай…

Обидно мне стало, врубил я передачу и покатил прямо на толпу. А они колясками ощетинились, и ни с места. Не давить же, в самом деле, потом по судам затаскают, не откупишься. Пришлось задом на стоянку ползти.

Тут сосед «марокканец» спускается. В шортиках, с зонтиком под мышкой. Тоже на пляж собрался.

— Я понимаю, ах, как я вас понимаю, — забормотал Шая и потянулся своим бокалом к бокалу Паши. Стекло, наткнувшись на другое стекло зазвенело жалобно и грустно, но собеседники не расслышали этого звона. Приняв еще по глотку, они продолжили разговор.

— Ну, думаю, сейчас посмотрим марокканскую удаль. Это тебе не «Линда-Линда» до часу ночи крутить!

Сосед не сплоховал. Погудел, фарами помигал, да как выскочит из машины, как бросится их с дороги оттаскивать….. Мужик он, не спорю, здоровый, но и эти, в черных папахах, не лыком шиты.

Моментально появилась полиция. Не успел сосед глазом моргнуть, как они его под руки и с размаху физиономией прямо об «воронок». Кровь так и брызнула, а офицер выговаривает своим мордоворотам:

— В уставе порядок задержания описан в иной последовательности: сначала необходимо открыть двери, а лишь после этого загружать арестованного. Объявляю вам выговор за недостаточное знание устава полицейской службы!

Распахнули мордовороты двери, подняли с асфальта соседа — и как швырнут в фургон. Честно говоря, я решил, все — убили. Но ничего, объявился на следующий день, правда, весь перебинтованный.

Пока суд да дело, мой младшенький, Арье, выскочил из машины и бежит прямо к офицеру. Он правдолюб, мой сын, совсем как его отец…

Глаза Паши засветились гордостью, он бросил высосанный до самого фильтра окурок и тут же подпалил новую сигарету.

— Дядя! — кричит Арье, — дядя офицер! Не верьте им, они специально двери не открыли!

Так эта сволочь берет шестилетнего мальчишку за ухо и начинает буквально отрывать. Арье в крик, а Шурка наклонила голову и как пошла на полицейских. Она у меня женщина крупноблочная, габаритная, офицерика точно ветром сдуло. Но тут мордовороты подскочили, и давай хватать ее за что попало. Нагло так, с усмешечкой. И тащат, каждый в свою сторону. Платье пополам, а Шурка купальник надеть не успела, тут все ее обширное хозяйство наружу вывалилось. Она в крик, полицейские в смех. А этот негодяй офицер, Арьюшку спиной к себе повернул, да как наподдаст!

Тут я не выдержал, прямо на него полез, на каком, кричу, основании, кто дал право!

А он мне: наша задача обеспечить беспрепятственное движение по тротуару. Вы же своими действиями нарушаете общественный порядок, ограничивая свободу перемещения граждан в святой день шабес-койдеш!

И на пейсатых, на пейсатых дубинкой показывает.

Тут даже мне, дураку, стало ясно, кто нынче у власти. Ну, да ничего, — Паша тяжело вздохнул, подхватил с тарелки последнюю маслину и забросил себе в рот, — я с ними еще рассчитаюсь.