Вячеслав Букур - Тургенев, сын Ахматовой (сборник)

– Сейчас нам не до стрелялок-ходилок, надо глубоко на дне лежать, – еще на полтона ниже забасил Сарынин-старший.

– Что вы травмируете ребенка! – Валерия Валерьевна мелко заходила, как ее три голенастые подопечные, вокруг бедного, почти ростом с нее, внука.

– Такого травмируешь! – Сарынин был уверен, что Васька будет непременно генералом (а кому еще генералом-то быть?).

А у Льва в это время подергивались синеватые губы, и он сказал заковыристо:

– Сейчас я идти в центр. Создать прецедент. Нужен прецедент. На днях пойти в администрацию, а они не слушают: «Разговор окончен, господин Преклоненский». С господами так не разговаривают. Я идти!

– Лев, ты сегодня принимал свое лекарство? – встревожилась Валерия Валерьевна, положила в сумочку английский любовный роман и ушла в парикмахерскую. (При этом у нее появилось воздушно-лисье выражение лица: вы как хотите, а я на некоторое время ускользну от цесарок и прочих проблем.)

Одной из прочих проблем была жена Вована Женя, которую Валерия Валерьевна называла не иначе как Некоторые. «Некоторые меня доводят! Лева, как могут Некоторые готовить салат из редьки? Редька пахнет потными носками».

Когда Вован метался в Подмосковье между Перстищами и Волобуем, жена его Женя не позволяла пыли долетать до стола, а тем более до пола: она еще на лету ее подхватывала. А здесь! Если бы всех трех цесарок построить в шеренгу да заставить хором испражняться, она бы приспособилась на лету подхватывать их гуано, не дав долететь до пола. Но живые твари разрушают любые мечты. Так всегда было в жизни Жени, и ей хотелось, чтобы изредка все вокруг были менее живые: чистоты бы больше стало…

Когда Валерия Валерьевна улетела, Женя стала бороться с результатами кишечной деятельности цесарок, шепча: «Бесполезно все это, бесполезно». А эти самодовольные птицы посматривали на нее круглыми свекровьими глазами, словно вот-вот начнут недоумевать: «Почему это в английских любовных романах постельная сцена всегда на сотой странице?» Женя уже знала, что свекровь покупает любовные романы на английском языке в секонд-хенде по пятерке штука. Она стесняется обсуждать их серьезно и поэтому пересказывает по телефону с иронией то одной, то другой приятельнице. Но так долго и подробно, что Женя понимает: это для нее не шутки и навсегда.

– Вова, без мамы ты можешь рассказать мне все? – спросил Лев у брата.

У Сарынина в груди что-то дрожало, когда оно слышало, как его называют Вовой. В прошедшее десятилетие вокруг него только и звучало: «Вован! Вован!» И вроде бы даже приятно слышать «Вова», но ведь нельзя расслабляться (чувствуешь себя маленьким и голым, когда ты Вова, а Вован – это крепкий панцирь, и его еще надо наращивать и наращивать). Время – непонятный партнер, с ним не договоришься, оно как Бэтмен – скользит. Позавчера только получил паспорт, а вчера уже отпраздновали тридцать четыре годика. В голове с утра была перестрелка, но выпил соку ледяного и залетал увесисто: фыр! фыр!

Да, Вован был когда-то Вовой. Признаки Вовы: он выпускник среднего авиационного училища, где его научили лепить квадратные сугробы из снега. Дежурный офицер всегда проверял, одинаковой ли высоты и ширины эти белые монолиты. Но Вова сумел сохранить в себе кое-что человеческое, потому что был раздолбай. Жена появилась внезапно (приехала заведовать клубом). До этого она год работала завклубом в Частинском районе, и Валерия Валерьевна за глаза называла ее: «Заслуженная артистка Частинского района».

Не успел Вова прослужить в Восточной Германии и полгода, как спешно началось выведение (оно же разворовывание) советских войск. Мыкались по стране, пока не осели в Перстищах под Москвой. Вова, в глазах которого еще можно было разглядеть квадратные сугробы, в конце концов устроился на частную фабрику воздушной кукурузы. Это бывший гараж, который раньше не мог и подумать, что в нем развернется такое производство – выработка денег из сладкого воздуха. Теперь уже Вова резко переменился в Вована. И месяц так на пятый, обоняя слащавую кукурузную пыль, просчитал: произвести пакетик воздушной кукурузы обходится в рубль, а выручаешь за него четыре. И какая песня: для этого нужны всего лишь крупа да сахар!

Тут Вован вспомнил про свое образование. Он разобрался в станках, сделал их чертежи и заказал в Питере. Деньги-то еще были. При расформировании войск в Германии отцы-командиры не скупились: гони вот машину к договорному немцу за сто километров, а в трехосном грузовике – тонны пайков НЗ, обмундирование, медикаменты. И платили наличными.

Станки и семью Вован перевез в Волобуй, за триста километров от Перстищ. Так пошли дела, что он каждый день взлетал с кровати как бы в сладком испуге. Через полгода в руках уже было пять миллионов, все же рублей, но все же миллионов! В последнюю неделю уже полсотни продавцов, как пчелы, приносили каждый день ему с подмосковных дорог сладкий денежный навар. Воздушная кукуруза – это ведь расслабление, отдых для водителя… И как же возмутился Вован, когда через дорогу в Волобуе открылась фирма «Кукурузина».

Оказывается, Балашут, один из самых бойких и дельных помощников, три месяца уже бывший его компаньоном, срисовал, егерь кошачий, чертежи станков!

– Я, – кричал Вован, – за триста километров отъехал от Перстищ, чтоб не мешать бывшему хозяину. А этот вор укоренился нагло через дорогу! Где у него была совесть, там хрен вырос! Доход упал вдвое… Он мне раньше говорил, что их род – из тех пугачевских отморозков, а я не насторожился…

– Их же Екатерина развесила по ветвям еще густых тогда уральских лесов, – заметил Лев.

– Молодец, матушка, молодец! Но не всех, видать, развесила…

Скрываясь у матери, Вован думал: дурак же я! И эти – упавшие вдвое – доходы были хороши. Нет, зачем-то взбесился, не выплатил уже независимому Балашуту его долю за три месяца, а он и нанял бригаду! Включили счетчик, и там почему-то быстро набежала сумма гораздо большая, чем стоит вся фирмушка Вована.

– Фабрику отняли, но жизнь-то… ты спохватился – унес! – утешал брата Лев. – Конкуренты рано или поздно появляются.

– Конкуренты – да, но нужны какие-то правила игры. А тут пошел такой головняк!

– Может, вам на север уехать. Там вряд ли вас найдут – север большой.

– Лучше маленький юг, чем большой север, – сказала Женя.

Валерия Валерьевна вышла из своего подъезда и увидела объявление на двери. Хотела достать очки и прочитать: наверное, воду отключат – надо запасти. Но очков не было, они в другой сумке. Старость – это когда одни очки дома на столе, другие – в сумке, а хочется на запас еще пару очков в дупла деревьев спрятать – на случай, когда не ту сумку взяла. Подниматься на пятый этаж? Если в парикмахерской очередь, как она будет читать английский роман? Но нет. Сегодня так мало сил…