Пол Мюррей - Скиппи умирает

Джеф не сводит с него взгляда; Деннис снова пожимает плечами и уходит из комнаты.

В зале для отдыха он, усмехаясь, чтобы показать всем, что не чувствует за собой никакой вины, садится в сторонке. Некоторое время он наблюдает за игрой в настольный теннис, а потом поворачивается к окну. И как только он выглядывает на улицу, на школьную парковку въезжает какой-то автомобиль. Это фургон — темно-коричневый фургон, на боку которого золотистыми буквами написано:

Фургон останавливается возле цветочных клумб, и из него выходят маленький невзрачный мужчина в плохо сидящем костюме и крупная дама в шляпке с цветами; в их внешности угадывается что-то знакомое. Деннис наблюдает, как они торопливо направляются к дверям школы. Вдруг его губы медленно растягиваются в плотоядной волчьей усмешке:

— Ага, вон оно что, — говорит он тихонько себе под нос. — Смотрите-ка, кто вернулся с Амазонки.

Произвести правильное впечатление, как не устает твердить мальчикам отец Фоули, — это значит уже наполовину одержать победу в любой ситуации. Пускай у вас “отлично” по всем предметам в аттестате или дипломе, но если вы заявитесь к потенциальному работодателю в стоптанных ботинках или в неподходящем галстуке — можно считать, вы спустили свой счастливый билет в унитаз. Поэтому-то отец Фоули, понимая всю важность и тонкость данного случая, потрудился сегодня утром заново вымыть голову, хотя уже мыл ее накануне вечером, и в течение четверти часа перед предстоящей беседой расчесывал и укладывал волосы до тех пор, пока не добился нужного эффекта.

А теперь для сравнения посмотрите-ка на молодого человека, сидящего на другом конце стола. Совершенно ясно, что перед нами парень, которому абсолютно наплевать на производимое им впечатление. Поза у него небрежная, он страдает от непомерного ожирения и вдобавок не желает разговаривать! Ни словечка не соизволит сказать! Отец Фоули в течение нескольких минут пытался “достучаться” до него; теперь он обращается исключительно к его родителям, словно не замечая мальчишку. Посмотрим, как ему это понравится.

— Существует пять этапов переживания тяжелой утраты, — сообщает он им. — Отрицание, Гнев, Соглашение, Депрессия и Примирение. — Он только что прочел об этом в интернете, это и в самом деле очень интересно. — Очевидно, юный Рупрехт проходит сейчас стадию Гнева. Что ж, это вполне естественно, это ведь важная составляющая скорби как процесса. Тем не менее мы уже приближаемся к опасной грани, когда горе Рупрехта оказывает негативное воздействие на упорядоченный ход всей школьной жизни. Поэтому и исполняющий обязанности директора, и я — мы очень надеемся на то, что если мы все объединим усилия, то, возможно, найдем какой-то способ подвести Рупрехта к стадии Примирения… если можно так выразиться, скорее раньше, чем позже. Или хотя бы к одной из других, менее разрушительных стадий, что позволит ему принять конструктивное участие в нормальной деятельности школы, а именно — в концерте в честь стасорокалетия школы.

Отец мальчика, человек немногословный, просто печально кивает. Женщина в шляпе тихонько хлопает в ладоши и повторяет: “В концерте!”

Отец Фоули охотно делится с ней подробностями, касающимися данного события. Некоторые священники свысока смотрят на все это мероприятие, однако отец Фоули, изучавший психологию, знает, как важно давать детям возможность самовыражения. Да и когда-то давно, в молодые годы, не прославился ли некий отец Игнатиус Фоули тем, что бренчал на гитаре и исполнял разные “хиты”, развлекая больных детей в больнице? Какими глазами смотрели на него эти детишки! Да он был тогда настоящей “поп-звездой”!

— А еще вот что трогательно, — продолжает он. — Часть выручки от концерта пойдет на реконструкцию плавательного бассейна, в память этого несчастного мальчика, Дэниела Джастера.

Услышав об этом, мать мальчика, которую, пожалуй, можно даже назвать привлекательной особой, издает одобрительный возглас. Отец Фоули отвечает ей покровительственной улыбкой.

— Нам показалось это самым подходящим способом почтить его память, — замечает он. — У нас в Сибруке не любят ничего замалчивать, просто класть под сукно. Таким способом мы все — и ребята, и учителя — сможем сказать: Дэниел, тебе всегда будет отведено место в наших сердцах, несмотря на… как бы сказать, э-м-м… обстоятельства твоей кончины.

Откинув назад прядь золотистых волос, он поворачивается к Рупрехту, который смотрит на него с нескрываемой ненавистью. Неужели он действительно ее сын? Может быть, все-таки она вторая жена, она выглядит значительно моложе… Но нет, только родная мать может с такой нежностью относиться к отвратительному существу вроде этого толстяка!

— Есть два слова, которые тебе следует держать в памяти в эту трудную пору, Рупрехт. Первое слово — это “любовь”. Тебе повезло: тебя любят многие. Твой отец и твоя… — тут он не в силах удержаться — …совершенно очаровательная мать (в ответ — теплая мерцающая улыбочка!), директор школы, я сам, и остальные преподаватели, и многие твои товарищи, которые учатся здесь, в Сибрукском колледже. А еще — и превыше всего — Бог. Рупрехт, Бог любит тебя. Бог любит все свои создания, вплоть до самых ничтожных, и Он никогда не сводит с тебя глаз, даже тогда, когда тебе кажется, что ты один-одинешенек в этом мире. Дэниел сейчас, надеюсь, с Ним, на небесах, и он счастлив там, счастлив Господней любовью. Так давай не будем эгоистами. Давай не допустим, чтобы наше горе помешало хорошей, честной работе, проделанной сверстниками. Да, мы понесли чудовищную потерю. Но давай будем скорбеть об уходе Дэниела правильно — с любовью. Выразим эту любовь, например, участием в грядущем рождественском концерте — так, чтобы он действительно стал неповторимым событием, которым Дэниел гордился бы.

Мать мальчика в восхищении, да и отец тоже. Отец Фоули и сам очень доволен своей маленькой проповедью.

— Ну, а второе слово… Или, вернее, несколько слов… Это “командные виды спорта”. Еще в эпоху Римской империи…

Потом он ждет за дверью кабинета Автоматора, пока с его родителями беседуют с глазу на глаз. Даррен Бойс и Джейсон Райкрофт стоят неподалеку в коридоре и просто глазеют на него в упор. Когда родители выходят, он провожает их до фургона. Им бы хотелось еще здесь задержаться, но отец страшно занят. На автостоянке мама сжимает лицо Рупрехта в своих ладонях:

— Дорогой, милый Рупрехт, мы тебя очень любим. Обещай мне: что бы ни случилось, помни, что мама с папой всегда будут тебя любить.