Ирвин Шоу - Допустимые потери

Вспоминая эти слова и выражение упрямого неприятия на лице Шейлы, которое последние месяцы не покидало его, он думал, что она и выглядит как крестьянка и ведет себя как крестьянка. Это было ужасно, и он презирал самого себя. Хотя он не представлял, чем все может кончиться, но был уверен, что долго этого не выдержит.

Деймон сидел за столом, грустно перебирая свои обиды и с отвращением вспоминая, как прошедшей ночью Шейла отбросила его руку, когда зазвонил телефон, и он снял трубку. Это была Джулия Ларш. Он постарался не выдать удивления в голосе, когда она назвала себя.

— Я все вспоминала, как приятно было встретить вас прошлым вечером, — сказала она, — и думала, что хорошо было бы снова увидеть вас.

— Это очень любезно с вашей стороны миссис… э-э-э… миссис Ларш.

— Утром, как раз перед тем как проснуться, я увидела вас во сне. — Она мягко засмеялась. — Десять минут тому назад.

— Надеюсь, что сон был достаточно приятен для вас, — сказал Деймон, начиная испытывать смущение и надеясь, что Оливер не догадывается, что ему сказали на другом конце линии.

Она снова засмеялась.

— Он был очень сексуальным, — призналась она.

— Хорошие новости.

— И я подумала, что это могло быть прекрасным завершением моего отпуска в Нью-Йорке, если бы вы прямо сейчас приехали ко мне в гостиницу, пока я еще не забыла этот сон…

— Ну, я… я… — Деймон начал заикаться. — Это очень заман…

— Я в «Бордене». Ист, Тридцать девятая улица. Номер 426. Дверь будет открыта. — И она повесила трубку.

Деймон медленно положил трубку, с сокрушением понимая, как много значит для него этот голос после стольких недель воздержания.

— Что-то важное? — спросил Оливер.

— Просто со мной попрощались. — Он сидел минут пять, видя перед собой расплывающиеся на листе бумаги очертания букв, затем встал, вышел и направился прямо на Тридцать девятую улицу в тот гостиничный номер, дверь которого была открыта для него.

Спустя почти одиннадцать лет он все еще помнил этот звонок и думал о нем весь день, оставив за собой толчею пешеходов на Шестой авеню. В постели Джулия Ларш не была ни застенчивой, ни утомленной, ни стыдливой, и к тому времени, когда настал вечер, он уже испытал столько оргазмов, сколько ему не доставалось в течение одного дня, даже когда ему было восемнадцать лет.

Было ли то совпадение или нет, но после этой истории счастье повернулось к нему лицом. Клиент, предыдущие две книги которого шли очень туго, принес роман, который месяца два занимал место где-то в середине списка бестселлеров; один журналист предложил Деймону контракт на совместную работу над автобиографией некой кинозвезды, после чего он получил приличный аванс; тетушка из Уорчестера, скончавшись, оставила ему по завещанию десять тысяч долларов. У него больше не было необходимости напиваться, и Шейла, которая сначала отнеслась к изменениям недоверчиво и с подозрением, наконец стала прежней Шейлой и извинилась за то, что бывала резковата. И ему теперь не приходилось тянуться к ней в постели, потому что она сама тянулась к нему.

Оглядываясь назад, он прикидывал, что счастье последнего десятилетия он может исчислять с того дня, когда вошел в номер Джулии Ларш. Но теперь, припоминая события последних дней, он чувствовал, что для него начинается новая эра — темная и холодная, эра микродиктофонов и предупреждений с угрозами, эра людей, которые имеют дело с убийцами, эра постыдных воспоминаний, связанных с постоянным присутствием тех, кто уже на том свете. Он знал, что сегодня ему придется напиться. Он знал так же, что Шейла, чья вера в него ныне неколебима, простит его.

Добравшись до магазина электронного оборудования, он уставился в витрину, дивясь безграничной талантливости человека, которому удалось столь изобретательно решить труднейшую проблему, когда он создавал все эти микрокомпьютеры, радио- и кассетные проигрыватели, миниатюрные телевизоры. Прежде чем войти, он решил, что купит автоответчик для домашнего телефона, но постарается избежать всех этих агрегатов, которые превратят его дом в звукозаписывающую студию. Я не создан для шпионской деятельности, убедительно сказал он себе. Но, не признаваясь даже самому себе, знал, что им стала овладевать подозрительность. Если он пристроит на себе диктофончик, когда Заловски позвонит в следующий раз, то заставит себя встретиться с ним. Без этого, в сущности, нет смысла встречаться с этим человеком.

Войдя, он подошел к прилавку, перед которым уже стоял покупатель.

— Мне нужна такая маленькая и легкая штучка, чтобы я мог положить ее в портфель, когда куда-нибудь еду, — сказал покупатель.

Услышав этот голос, Деймон повернулся. Это был голос человека, который учился с ним в выпускном классе перед войной, который был его напарником и близким другом в отделе снабжения корпуса морской пехоты, а затем несколько лет жил с ним в одной квартире. Морис Фитцджеральд. К тому времени, когда Деймон решил завоевать мир, у Мориса хорошо шли дела на сцене, и на него был постоянный спрос. Они были хорошими друзьями, хотя, когда Деймон бросил сцену, попрощались холодно. Дружба их дала серьезную трещину, и Деймон не пришел на прощальный вечер, который давали Морис Фитцджеральд и бывшая возлюбленная Деймона Антуанетта Бредли перед их отъездом в Лондон. Но теперь, увидев его знакомую беспечную физиономию, затененную полями твидовой ирландской шляпы, он почувствовал, как холодность исчезает, уступая место теплу воспоминаний о прежних днях на судне и в их холостяцкой квартирке. В Лондоне, где оказался очень ко двору его сочный ирландский акцент и незаменимая способность играть любые роли, Фитцджеральд сделал отличную карьеру как непревзойденный исполнитель вторых ролей. Несмотря на свой талант, он знал, что никогда не станет звездой. Он был невысок ростом, а его лицо, подвижное и застенчивое, как нельзя больше подходило для ролей комиков в бурлесках. Его бы никто не назвал красавцем, даже мать, как с невеселым смехом говаривал он сам.

Деймон испытывал искушение подойти к человеку, который стоял к нему спиной, постучать его по плечу и сказать: «На палубу, парень»! Но, чувствуя странное и тревожное напряжение во всем теле и припоминая столкновение с человеком, которого принял за мистера Грея, он решил подождать, чтобы еще раз как следует вглядеться в покупателя. Одного встреченного на этой неделе мистера Грея с него было вполне достаточно.

Но когда человек повернулся, Деймон увидел, что это в самом деле Фитцджеральд, — не тот молодой человек с черными волосами и гладким лицом, а человек примерно его лет с седоватыми бачками.

— Будь я проклят, — сказал Фитцджеральд. — Никак Роджер Деймон.