Дженнифер Кауфман - Любовница Фрейда

«Ты должна разубедить няню давать Софи снотворное… Может, попробуете чаще будить ее ночью? Как Оливер? Сдал ли он вступительный экзамен в гимназию? Как здоровье мальчиков? Пожалуйста, следите, чтобы в комнате у Мартина не было слишком холодно».

Так она промучилась всю ночь, на полу вокруг стула валялись скомканные листки. Перечеркнутые строки, лживые абзацы, пустые темы. И так час за часом… Свечка истаяла до основания, пока Минна, закутавшись в шаль и накинув сверху пальто, перечитывала все, ища правильные слова. В итоге она сдалась и написала сестре короткое прохладное письмо… обычное, но затуманенное ложью.

Она писала, что связана обязательством на новой работе, и совесть не позволяет ей (какая ирония!) бросить своих престарелых хозяек. А что касается личной просьбы Марты вернуться, то она призналась, как и собиралась, что, конечно, ужасно, ужасно соскучилась по детям и с нетерпением ждет отпуска, когда вся семья снова будет в сборе. К письму Минна приложила записочку для Софи, пообещав прислать ей «Детей воды» преподобного Чарльза Кингсли [28] Чарльз Кингсли (1819–1875) — английский писатель и проповедник. Один из основоположников христианского социализма. — книгу, которая, по ее мнению, просто не может не нравиться детям.

Минна немного рассказала о новой должности. Но ни словом не обмолвилась об обстоятельствах, которые оказались очень тягостными. Написала, что, хотя ей и льстит внимание Эдварда, она не думает, что у их отношений есть будущее, поскольку никогда не испытывала чувств к этому мужчине.

Минна долго боролась сама с собой — передавать ли привет Зигмунду в ответ на его приветы? Но, во-первых, это было бы ханжество на грани преступления. А во-вторых, он ничего не написал ей лично, ни строчки, ни письма, ни открытки. Она-то знала, что Зигмунд прекрасно умеет писать письма. На самом деле он был настоящим педантом в эпистолярном общении, со всякими правилами вроде того, что ты должен ответить на письмо в течение двадцати четырех часов. Беда в том, что ее побуждения и желания на сей счет были настолько сложны и противоречивы, что она и сама не знала, чего хочет. Минна по-прежнему не сомневалась, что должна бежать подальше от подобных сложностей. Она решила вообще не упоминать Зигмунда.

Минна опять перечитала письмо, спрашивая себя, как она дошла до такого? И тогда ее захватила одна из первичных человеческих слабостей — гадание «если бы да кабы». А если бы со временем она смогла вернуться? Сумела бы она устоять перед искушением? Вероятно. Но все равно это больше не имеет никакого значения. Минна знала, что теперь не в состоянии перестать его желать.

Вена, 10 марта 1896 года

Дорогая Минна!

Я счастлива, что ты наконец отозвалась, сестричка дорогая, но, хоть убей, не понимаю, почему ты там и почему ничем не намекнула, когда вернешься и вернешься ли вообще. Я боюсь, что это моя вина, или есть причина, о какой ты умалчиваешь. Утешаю себя мыслью, что ты, как и всегда, моя независимо мыслящая сестра, и твой отъезд никак не связан с нами. Права ли я? Неужели ты злишься, что я спорила с тобой в присутствии детей? По правде говоря, я не должна была так реагировать на пустяки.

Обещаю, я больше не буду донимать тебя. Ты сама знаешь, что для тебя лучше, исключая, возможно, то, что касается любви. Кстати, тут я снова вспоминаю об Эдварде. Долго он в холостяках не задержится. Недавно мы ходили к Штернам, так их дочка (девица видная) практически вешалась на него. Она сидела рядом на диване, громко смеясь его шуткам, прижимаясь к нему, чуть ли не на колени лезла и смотрела ему в рот с глупой, пустой улыбкой. Потом Эдвард пошел за вином, и я увязалась за ним в бар, где упомянула твое имя и намеренно отвлекала его до самого обеда. Если это еще один довод, чтобы убедить тебя вернуться, то он, кажется, был заинтересован услышать о тебе. Если судьба не вмешивается, то вмешаться должна я.

В твоем возрасте, Минна, ты уже старовата для романов или флирта. Постарайся быть практичной, когда речь идет о твоем будущем. Ты не должна ждать, пока с розы облетят лепестки. Время не на твоей стороне.

Надеюсь, ты разберешь эти каракули. Моя парализованная рука, в общем, лучше, но ограничивает регулярную переписку. Дети отнимают все время. Малышка Анна ведет себя отлично, с жадностью пьет цельное молоко от Гартнера, что свидетельствует о ее здоровье. Матильда, однако, болеет легкой формой скарлатины. Мы ее изолировали, и пока, благодарение Господу, никто не заразился.

Я совершенно без сил, мы только что вернулись с обеда у свекрови. Как обычно, Зигмунд опоздал, Амалия свирепствовала, пока он не заявился. Она знает, что он всегда опаздывает, но до его прихода даже детей не замечает и, насупившись, снует от двери гостиной к лестнице и обратно. Отец Зигмунда сидит в огромном кресле и молчит. Не понимаю, как он ее выносит? И когда ее «золотко Зиги» наконец появился, Амалия сообщила ему, что он бледен и худ более обычного.

«Хорошо ли он питается?» — спросила она меня, будто я виновата. Затем грубо намекнула на мой вес.

Никакая жена Зигмунда не устроила бы ее. Хорошо, она еще не заметила, что у меня проблемы с рукой и дома остались больные дети. Я рассказала ей, что практика Зигмунда растет. Хотя бы эта новость порадовала ее, это редко случается. Кстати, я прочла Зиги твое последнее письмо, и он рад, что дела у тебя идут хорошо. В любом случае, дорогая, без тебя у нас все застыло. Пиши обо всем подробнее, чтобы меня не мучили тяжелые мысли.

Любящая тебя сестра

Марта.

Франкфурт, 15 марта 1896 года

Дорогая Марта!

Прочитала твое письмо и должна сказать, что наша размолвка из-за детей не имеет никакого отношения к моему решению занять эту должность. Из-за такой мелочи я бы никогда не уехала. Я уехала потому, что почувствовала: я должна жить своей жизнью, а не навязываться твоей семье. Жаль, что твоя рука все мучает тебя. Хозяйки упоминали, будто появилось новое лекарство — аспирин, производимое Байером здесь, в Германии. Оно должно помогать лучше, чем настойка опия в случае болей. Попроси Зигмунда достать его тебе.

Похоже, что воскресные обеды проходят все так же. Ну, что сказать о бедном Якобе? Отец Зигмунда всегда кажется затюканным, как крыса в капкане, которую вот-вот прихлопнет. Амалии следовало бы знать, что ее бестактные замечания не всем приятны, но ее это не волнует, так почему должно заботить тебя? Она глупая старуха, и мы с тобой знаем, что даже Зигмунд избегает ее.

Благодарю тебя за хлопоты с Эдвардом и заботу о моем будущем (которое ты полагаешь безрадостным). Несмотря на твои наставления, я не могу встречаться с кем-то и тем более выйти замуж только потому, что пришло мое время. Ты предлагаешь не обращать внимания на чувства ради хорошей партии, а мне же, как и раньше, необходимо испытывать романтические чувства. Передай детям, что я их очень люблю.