Мила Иванцова - Живые книги

Возможно, эти выходы в город, в тот странный мир кафе с новыми знакомыми, с чужими судьбами-историями, стали для нее похожими на порции воздуха, вроде кислородных подушек, без которых существование на этой подводной лодке истощило бы ее совсем.

Но перспектив Амалия все равно не видела, разве что ближайшую — заказать в банке наличные, получить их, купить путевку, вынырнуть отсюда и… дышать где-то у моря полной грудью до головокружения, пока не…

Амалия разделась и пошла в душ. Она не экономила воду, лила ее долго, не обращала внимания на счетчики. Ей было безразлично. Недавно она оплатила все квитанции за три месяца, наконец смогла, ведь раньше ей было совсем не до того. Заплатила и за парковку, где стояла ее поврежденная машина, с которой она не знала, что и делать. А еще нужно было что-то есть… А еще — прошлой ночью она в отчаянии после звонка Артура шарахнула мобильный с балкона, и теперь, пожалуй, надо было купить другой… Деньги таяли.

Обо всем этом думала Амалия, стоя под струями горячей воды, обжигая тело, но реакция его давала осознание того, что оно живет. Красивая, с недавних пор одинокая женщина стояла в серой, поцарапанной прежними жильцами ванной, держа над головой рассеиватель воды, и словно пыталась смыть с себя надоедливые мысли, но те копошились в голове, неподвластные ни женщине, ни тугим струям…

Завернувшись в длинный халат, Амалия вытащила из сумочки пачку сигарет и зажигалку и пошла на балкон. Но едва она подняла ногу над порожком, как вздрогнула и застыла — в темноте с кресла, как два желтых фонарика, на нее блеснули два глаза.

— О господи! А ты здесь откуда? — взялась за сердце Амалия, узнав в гостье ту самую кошку, которой сегодня выносила колбасы. — Так ты тогда проскочила и с тех пор здесь и сидишь? Ничего себе история!

Она присела на корточки возле кресла и разглядывала животное, не проявлявшее никакого беспокойства и, казалось, очень уютно чувствовавшее себя в старом кресле.

— Может, покормить тебя? Ну, пойдем, пойдем на кухню…

Кошка спрыгнула на пол и побежала впереди Амалии, будто не сомневалась, где именно в этой квартире водится пища.

— Вот тебе колбаски, — подразнила женщина кошку колечком и двинулась ко входной двери, — но будешь есть ее на лестнице! Так и договоримся, я тебе буду выносить еду. А вот брать тебя к себе я не собиралась, уж прости. Ну, что ты стоишь? Иди, иди ко мне! Упрямое ты животное! Я тебе есть дам, положу в твою коробку от пиццы, иди!

Кошка стояла в дверях кухни и внимательно следила за движениями женщины, но идти за ней явно не собиралась.

— Дурочка, иди на! Давай не будем давить на жалость! Иди! Не могу я тебя забрать… Я и сама скоро отсюда уеду. Понимаешь? Я здесь не надолго… И вообще… вообще, это не моя квартира… Как тебе объяснить?

Через несколько минут Амалия все же вернулась на кухню, вздохнула и положила перед кошкой пищу.

— Все равно придется тебе отсюда убираться, дорогая…

— Мррр… — ответила кошка, жуя колбасу.

— Будет тебе «мур»…

Амалия махнула рукой и пошла на балкон — все же выкурить сигарету и подумать о странном сегодняшнем дне. Город засыпал, а где-то внизу в траве пел одинокий сверчок. Молодой месяц поднялся над домом напротив, и Амалия вспомнила старую примету — что имеешь при себе, когда впервые увидишь тоненький месяц, с тем и будешь весь следующий месяц. Согласно этой примете, желательно было бы иметь в руках деньги, еду, что-то полезное. У Амалии же в одной руке дымилась сигарета, а вторая нащупала в кармане халата обломок карандаша.

— Вот… — невесело сказала женщина и вздрогнула — о ее ногу потерлась теплой головкой кошка, благодарно мурлыкнула и снова запрыгнула на кресло.

— Ты уже здесь обосновалась, как дома! — погрозила ей пальцем Амалия и вдруг замерла от догадки. — Матушки… А может, ты и есть дома? Может, это не ты ко мне пришла, а я к тебе?!

В понедельник утром о Жене вспомнили женщины, которые обычно вызывали ее к себе в офис, где та усаживалась в небольшой каморке, предназначенной для обедов персонала, и за несколько часов делала маникюр всей женской части той конторы. Цену назначала умеренную, «за опт», и все оставались довольны. Сегодняшняя работа ничем не отличалась от обычной, разве что одна из клиенток во время процедуры то вздыхала, то сердилась на непослушную дочь-подростка и обращалась к Женьке, так как та была едва старше ее ребенка, с риторическими вопросами вроде «и какого рожна ей не хватает дома?» или «вот как ей объяснить, что мать ей не враг?». Женька пожимала плечами и единственное, что могла посоветовать, — это поговорить с дочерью искренне и без «наездов», попытаться понять друг друга.

Она трудилась над женской рукой, превращая «просто руку» в «руку ухоженную», а между тем думала, что, видимо, и ее мама так же на работе вздыхает и делится с чужими людьми своими проблемами, спрашивает их, чего ей, Женьке, не хватало дома… Будто те люди могут что-то знать об их жизни или действительно что-то посоветовать.

Закончив работу, Женька зашла в ближайший супермаркет, купила «Киевский» торт и отправилась к маме — в отдел кадров другого супермаркета. Как раз приближался час обеда, и тортик к чаю мог очень пригодиться.

Конечно, они любили друг друга. И жалели. И не желали друг другу зла. Может, Женьку немного охватывала детская ревность, когда мамино внимание в свое время переключилось на Жору. Но потом ей одновременно было и жаль матери, что с таким связалась, и брало отчаяние, потому что мать не могла или не умела защитить ни себя, ни своего ребенка от ее самодура, да еще и принимала Жорину сторону, когда он «воспитывал» падчерицу, предрекая ей Окружную, колонию или наркодиспансер… Конечно, мать беспокоилась о ней и переживала, как и сегодняшняя клиентка, и это можно было понять. Когда смотришь на ситуацию со стороны. Но если изнутри… Неуютно жилось девушке последние годы, и не от хорошей жизни пошла она из дому на квартиру, хоть и жаль было матери, ведь той приходилось балансировать между мужем и нею.

Итак, они не виделись уже пять дней, и Женька сделала вторую попытку встретиться. Ведь все же родные люди, столько всего пережили вместе… И ее переезд совсем не означал разрыва отношений.

— Добрый день! — заглянула она в кабинет, где сидели три женщины, каждая за своим столом. — Мам, а я к тебе!

— Женька! Ой, божечки! — Мать прижала ладонь к груди. — Что-то случилось?

— Нет, — Женя проскользнула в дверь и протянула торт, — просто так. Соскучилась!

Две пары чужих глаз с интересом смотрели то на Женьку, то на Клавдию Юрьевну.

Мать вскочила из-за стола и бросилась к двери, где замерла девушка, держа перед собой круглую коробку, разрисованную каштановыми листьями. Одной рукой женщина взяла подарок, а второй неуклюже обняла дочь, ткнулась носом в ее прическу, где-то повыше уха, и всхлипнула: