Макс фон дер Грюн - Лавина

— Уважаемые коллеги по работе, тот факт, что речь господина Шнайдера не вызвала общих аплодисментов, еще раз наглядно доказал, насколько робко и недоверчиво вы все еще относитесь к модели. У вас было восемнадцать дней, чтобы получить информацию, переговорить, я охотно признаюсь, что и сам ходил к адвокату. Но сегодня мы должны принять решение. Хайнрих Бёмер отличался дальновидностью, умом и мужеством, его модель — это вызов всем нам. По зрелом размышлении я безоговорочно отдаю свой голос за это начинание. Я не только признаю господина Шнайдера директором, но буду поддерживать его всеми силами и всем своим опытом. Я буду сотрудничать с ним так же, как сотрудничал с господином Бёмером, на благо всех здесь собравшихся.

Теперь зааплодировали все, хотя и сдержанно. Кое-кто встал и начал протискиваться к микрофонам; какой-то седой мужчина, лет под шестьдесят, ухватился обеими руками за стоявший микрофон, будто ища в нем опору, и заорал так, что в динамиках раздался писк:

— Есть здесь хоть один разумный человек, который может правдоподобно объяснить, почему предприниматель раздаривает половину своего состояния? Я еще не спятил, поэтому говорю прямо и открыто: здесь что-то кроется, о чем нам не хотят говорить. Бога-отца, извините, господина Бёмера я хорошо знал. Он был справедливым, признаю, но он был и неумолимым, когда речь шла о деньгах. А теперь что? Нет, я не позволю себя околпачить. Здесь каждый меня знает, я сорок лет работаю в фирме и слишком хорошо усвоил, что ни один человек, а уж тем более предприниматель, не выпустит ничего из рук, если не будет уверен, что получит за это вдвойне. Такая моя логика, она всегда бесспорна. Поэтому я не буду подписывать договор. Он умалчивает — а это важно для меня и для других — о причине благодеяния.

Шнайдер возразил чуть ли не весело:

— Дорогой коллега, мы уже не можем спросить об этом Хайнриха Бёмера. Вы все были на его похоронах. Мы должны просто принять его завещание к сведению, даже если оно кажется непостижимым. Во всяком случае, так мы вперед не продвинемся. Слово просит коллега Бауман, прошу.

Бауман сказал:

— Я считаю, что это выгодная сделка для владельцев: оставшиеся наследники получат половину, пятьсот наших работников — вторую половину. Ведь это очковтирательство. Говорите что угодно, но здесь торчат чертовы рога, которые однажды боднут нас в зад, а мы покорно упадем мордой о землю и выбьем себе зубы. Таково мое мнение.

— Коллега Бауман, — возразил Шнайдер, — ты хотел бы, чтобы нам вдруг подарили весь завод? Мы не имеем на это никакого права. Я вновь подчеркиваю: мы ни на что не имеем права. Кажется, некоторые коллеги все еще не совсем понимают значение этого завещания. Мы собрались здесь не для того, чтобы защищать свои права, а чтобы проголосовать, принимаем мы это завещание или нет. Оно каждому из нас принесет выгоду, а со временем даже большую.

— Половина подарка! — крикнул кто-то.

— Даже если это пятьдесят процентов, — ответил Шнайдер. — Для нас они — сто. То, что оставил нам Хайнрих Бёмер, — это не его выгода, нет, это наша выгода. Поймите же наконец!

— А сколько, собственно, будешь получать в месяц ты как директор? Наверное, самый большой кусок от подаренного пирога! — крикнул кто-то.

Прежде чем Шнайдер ответил, вскочила гранд-дама и буквально штурмом овладела трибуной. Она просто оттолкнула Шнайдера и схватила микрофон. Медленно и убедительно она сказала:

— Господин выкрикнувший, я хотела бы самым решительным образом отмести ваши подозрения. Господин Шнайдер будет получать жалованье в рамках выполняемых им функций, как и каждый работник предприятия. Ни пфеннигом больше, ни пфеннигом меньше. Это я заявляю со всей определенностью. Господин Шнайдер не рвался к своей новой должности, он был назначен моим мужем. Конечно, вы можете отказать господину Шнайдеру в доверии, если назовете веские доводы, по которым он не способен руководить предприятием, или приведете доказательства, что он лично обогащался или обогащается за счет завода. Кроме того, я со всей определенностью уверяю вас, что закон не заставляет меня выполнять последнюю волю мужа. Я могла бы с согласия моих сыновей продать этот завод. Но я считаю, что подавляющее большинство персонала поддерживают завещание моего мужа, стоят и будут стоять за господина Шнайдера.

После этих слов, которых никто не ожидал услышать от гранд-дамы, раздались наконец долгожданные аплодисменты.

Когда все снова стихло, какой-то мужчина лет тридцати выкрикнул:

— Все это кажется мне слишком прекрасным, чтобы в это поверить. Господин Бёмер вдруг превратился в человеколюбца. Ни один человек не раздаривает своего состояния шутки ради. Я знаю только одну истину, и она вечна: у кого ничего нет, тот хочет что-то иметь, а кто что-то имеет, тот ничего не хочет отдать. У кого есть миллион, тот хочет получить второй. Вот так!

Кто-то подхватил:

— Конечно, Шнайдер будет за эксперимент, он ведь получит самый большой куш!

Другой воскликнул:

— Пусть семья Бёмера сохранит завод за собой! До сих пор дела шли хорошо, пойдут хорошо и дальше!

И снова кто-то:

— Почему вдруг хотят перевернуть все с ног на голову? Мы выполняем свою работу и не желаем перегружать себя разной ерундой. А то нам, чего доброго, придется возмещать и банкротство.

После этих реплик поднялся большой шум. Шнайдер подождал, пока страсти улягутся, и потом, чуть ли не заклиная, произнес:

— Повторю еще раз: то, что сегодня здесь происходит, — такого в нашей стране не бывало. Может быть, потому у некоторых это в голове и не укладывается. Понятно и простительно. Непростительно только аргументировать с помощью подтасовок и подозрений. Давайте же, коллеги, примем этот подарок наперекор всему. Положение с заказами у нас неплохое, по сравнению с общим положением в экономике наши дела обстоят блестяще. На следующий год мы полностью обеспечены заказами. Производственные мощности загружены, мы опережаем конкурентов, предприятие наше крепкое. Я взываю, стало быть, к вашему большему благоразумию и прошу, пока только в порядке пробы, сделать знак рукой. Кто за договор, прошу поднять руку. Для подписания договора подготовлено помещение отдела заработной платы, где каждый может спокойно поставить свою подпись.

Почти три четверти персонала проголосовали «за». Гранд-дама встала, близнецы тоже, и вслед за ними покинули товарный склад те, кто сидел в первом ряду. Постепенно разошлись все собравшиеся, кроме нескольких мужчин, стоявших в оконной нише и оживленно что-то обсуждавших.

Когда я подходил к маленькой дверце в больших раздвижных воротах склада, то заметил за выступом стены какую-то фигурку в синем пальто и синем платке. Я побежал обратно, мимо возбужденно разговаривавших мужчин, но девушка уже исчезла, будто сквозь землю провалилась. Если я не ошибся, это была Матильда.