Юрий Хвалев - Кузнечик сын кузнеца (рассказы)

- Пойдём в дом. Сейчас печь затопим. Мёд с чаем будем пить. Ты какие пирожки любишь с капустой или с вареньем?

- Я не знаю, - сказала девочка.

- Вот тебе раз… не знает, - сказал дед. – Ладно, разберёмся.

Они прошли в дом. Перед тем как раздеться девочка осмотрелась. То ли незнакомая обстановка её смущала, то ли она хотела понять, как в этой обстановке себя вести: что можно делать, а что нельзя. Не подавая виду, дед принялся собирать на стол.

- Тебя сколько лет? – спросил дед.

- Восемь, - снимая куртку, сказала девочка.

- Э-э-э, сапожки не снимай, - попросил дед. – Учишься?

- Учусь в спецшколе с математическим уклоном. А ещё: занимаюсь музыкой и танцами. - Девочка говорила так, чтобы дед мог ей гордиться. – А на следующий год папа запишет меня в бассейн.

- Ах, ты, моя золотая, - дед улыбнулся. – Давай чай пить.

- Вы зовите меня Света. Светлана, как-то длинно и важно. Правда? – девочка потихоньку привыкала. - А я вас буду звать Иван Иваныч.

- Хорошо, Света, - согласился дед.

- Иван Иваныч, а зачем здесь столько валенок?

- Для родственников. Много их у меня.

- У вас как в музее, - утверждала она.

Затем они пили чай. Девочка задавала вопросы, а дед отвечал.

- Это ваш папа?

- Нет. Генералиссимус Суворов.

- А это что?

- Станок, который валенки валяет.

- А для детей есть валенки?

- М-м-м, я как-то не подумал.

- А это Пушкин?

- Да.

- А чья это сабля?

- Моя?

- А пистолет чей?

- Мушкет. Тоже мой.

- Иван Иваныч, а сколько вам лет?

Дед, чуть приподняв плечи, подумал.

«Завтра точную дату скажут».

Весь день звучал её звонкий голос. По всей видимости, нравилось ей в дедовом доме; увидит непорядок, тут же к деду.

- Иван Иваныч, мне нужна тряпка. Там пыль.

Дед поторапливался, а она ему в след.

- И веник дайте. Здесь мусор.

Так они ходили целый день друг за другом, пока не стемнело.

- Иван Иваныч, темно. Зажгите вот это, - просила девочка.

- Канделябр зажечь? Сейчас. - Нравилась деду эта суета. - Ты спать-то, где будешь?

- Вот здесь, где много подушек.

- Хорошо, а я рядом на диване лягу, как старый пёс буду тебя охранять.

- Иван Иванович, а сказку вы мне расскажите?

- Сказку… даже не знаю, как рассказать-то, какую…

- Мама всегда мне сказки рассказывает. Я без сказки не усну.

За окном, встречаясь с постоянной стихией дующего ветра, снег равномерно разносился по земле, покрывая её пушистым, бескрайним одеялом. Приподнявшись, дед посмотрел на кровать, где под одеялом лежала девочка.

- Слава богу, уснула.

Вновь заиграла музыка.

- Иван Иваныч, вы слышите музыку? – спросила девочка. – Это Чайковский.

- Что?! – испугался дед. – Какой Чайковский?

- Чайковский… великий русский композитор… я в школе его слушала.

«Как же так? Это ведь моя музыка. Света не может, не должна, не имеет право её слышать. Зачем я её оставил здесь?»

- Иван Иваныч, ну, расскажите сказку, - напомнила о себе девочка. – Пожалуйста.

- Не знаю я сказок, Света, забыл все, - дед тяжело вздохнул. – А вот одну историю хорошо помню. Слушай. Давно это было. Враги напали на нашу землю, страшные, в железе все, с рогами на голове.

- Так они не люди были? – спросила девочка.

- Да, внучка, правильно говоришь: нел ю ди они. Зверьё и то ласковее бывает. Захотели они наш народ поработить, а землю всю разграбить, чтоб исчез с этой святой земли дух русский.

- А много их было? – спросила девочка.

- Очень много. Лезли они, как насекомые, а мы защищались. Зима стаяла тогда лютая, снегу навалило видимо-невидимо. Вызывает меня командир и говорит: «Вагон с теплыми вещами в снегу на подходе застрял, нельзя, чтобы враги его захватили. Сможешь поджечь?» Смогу, говорю. А он мне в ответ: «Действуй». Быстро я добрался до того вагона, открыл, а там валенки. Нельзя мне их жечь, валенки для меня - святое. А тут как назло враги окружают. Я в них стреляю, они в меня…

- Иван Иваныч, а как это… святое? – спросила девочка.

- Когда холодно, лучше валенок нет, - сказал дед. – Потом я их всю жизнь валяю, поэтому они для меня святые.

- Я знаю, как эта история закончилась, - в голосе девочки звучала некоторая обида.

- Ну-ка, скажи: как… - удивился дед.

- Из лесу вышли большие медведи. Враги увидели их, испугались и убежали. Мне мама эту сказку много раз рассказывала.

- Да. Да… - согласился дед, так, кажется, и было.

- Иван Иваныч, – девочка сделала паузу, словно решалась, спрашивать или нет. - Я тоже хочу валенки.

- Хорошо, - пообещал дед. - Будут тебе валенки.

Утром дед собирался осторожно, ходил на цыпочках, чтобы не шуметь, потому что девочка ещё спала. Скоро приедут её родители, и он им тихо скажет…

«При ней говорить нельзя, - дед остановился и посмотрел на девочку. - Она смышлёная сразу догадается, куда старый собрался. Значит надо уйти по-тихому».

В окне дед увидел, как, пробиваясь по снегу, к дому подъезжал чёрный внедорожник. Одевшись, дед вышел навстречу. Сегодня был его день, долгожданный: снег искрился на солнце, словно серебро, где-то в глубине прозрачного неба ветер гонялся за кудрявыми облаками, каждый новый глоток морозного воздуха добавлял лёгкости и какого-то необъяснимого празднества, - возможно, вот так человек и должен уходить.

- Уже уходите? – спросила женщина.

- Да. Там на столе завтрак, - сказал дед. – Она ещё спит…

- Спасибо вам… - сказал мужчина.

- Не за что…

Он шёл по белому снегу и не проваливался; твёрдый наст под ногами, словно ковровая дорожка, направляла его туда куда нужно. В белом поле старинные ворота; три ступеньки, словно пьедестал для награждения, где победитель получает главный приз – вечность…

Сделав шаг, дед приоткрыл дверь.

- Иван Иваныч, подождите я с вами!

- Света!! Ты! Куда?! Сюда нельзя!

- А валенки?! Ты обещал мне валенки.

Дед своей внучке не смог отказать.

Он уйдёт завтра…

Необязательное вступление

Начинающий читатель, имеется в виду тот, кто начинает читать всегда с первой страницы, обязательно вначале прочтёт мнение в несколько строк авторитетного критика. Только потом, погладив себя по головке за верный выбор, потому что в страницах наверняка зарыт хвалебный (по-другому не бывает) сюжет, он начнёт читать.

Михаил Барабанов не относился к начинающим читателям и редко читал что-то новое, потому что, сделав однажды вывод, что всё новое в литературе (и не только) это хорошо забытое старое, он с полки брал давно прочитанную книгу. И заново вычитывал сильное впечатление , которое могло быть и в конце, и в середине, но никак не в начале. Вот и сейчас, сидя в персональном автомобиле, он листал прочитанную до дыр классику.